Пол Керни - Иное царство
— Что ты такое? — прошептал он.
Ее пальцы небрежно обвили древко копья, поглаживая гладкую кору. Она уже снова улыбалась.
— Твой друг. Да успокойся же. Я тебе ничего плохого не сделаю.
— А что я видел сейчас? Эти двое… — он проклинал хрипение своего ломающегося голоса.
— Воспоминание. То, что лес хранит в памяти… И только.
Он опустил копье.
— Ты знаешь мое имя.
— Я давно слежу за тобой.
— И ты часть всего этого, верно? Того, что происходит. Волки… и… и остальное тут. Я не понимаю!
Она пожала плечами, словно это не имело никакой важности.
— Никто не понимает всего. Ты задаешь много вопросов, маленький Майкл.
— Я не маленький, — возразил он сердито.
Она подошла к нему почти вплотную, их носы чуть не соприкоснулись. Если она и была ниже его ростом, то на какой-нибудь волосок.
— Значит, веришь в фей?
— А ты фея?
Она закружилась, балахон раздулся колоколом вокруг ее ног. Босая. Родинка на одной икре, и под ней играют мышцы. Майкла захлестнула волна желания такого жгучего, что он был ошеломлен. Подростковый возраст стремительно вступил в свои права. Он сжал копье так, что костяшки пальцев побелели. Это словно рассмешило девушку. В нем все ее смешит, раздраженно сообразил он. Он все еще чувствовал на губах отпечатки ее зубов.
— Ну?
— Что — ну?
Он почувствовал себя очень глупо.
— Так ты фея?
— Если тебе так нравится думать.
— Как тебя зовут?
— Называй меня Котт.
— Глупое имя.
— А ты глупый мальчишка.
Молчание. А вдруг — правда? Ему нечего было возразить, и он уставился на нее взглядом, в котором угрюмость мешалась с нарастающим волнением. Что, если она его еще раз поцелует?
— У тебя не найдется чего-нибудь поесть? — спросила она.
А он старался решить, чем она пахнет. От нее исходил какой-то знакомый аромат.
— Хлеб, сыр, молоко — только оно чересчур теплое.
— Так опусти его в реку охладить.
— Ладно.
Словно был выдержан экзамен, взят барьер. Он опустил бутылку с молоком в реку, где она сверкала, переливаясь через камни, и была всего прохладнее, потом открыл сумку. Котт брезгливо попятилась при виде серпа и не захотела к нему прикоснуться. Майкл предложил ей хлеб с сыром, и она жадно набросилась на еду, набивая полный рот так, что с губ летели крошки. Губы темные, заметил он, настолько темные, что казались истерзанными. Нос у нее был милый, чуть вздернутый, густые черные брови почти сходились на переносице. Щеки, там где у мужчин растут баки, опушали бесцветные волоски. Загорелая кожа была бы безупречной, если бы не царапины и грязь. По носу рассыпались веснушки. Ему казалось, он никогда не видел никого красивее. Длинные, как у мальчика, ноги, тонкие пальцы, короткие грязные ногти. Он мог бы смотреть на нее весь день.
Майкл сбегал за молоком и только тогда заметил, как потемнело в лесу. И это не его лес. Пора было возвращаться. Котт вытерла белые молочные усы, глядя на него своими странными глазами.
— Ты спасла меня от волков, — сказал он ей. — Показала дорогу домой.
— Вот как? — уголок ее рта изогнулся в улыбке.
— Можешь сделать это еще раз? Показать мне дорогу домой еще засветло?
— Уходишь так скоро?
— Надо. Они будут беспокоиться, — ему не хотелось уходить. Не то, чтобы он перестал бояться, но то, что пугает, когда ты один, превращается в приключение, если вас двое. А ему так нравилось смотреть на нее!
— Ну хорошо.
Цветок дрока! Вот-вот. От нее веяло ароматом желтых цветков дрока — летний запах, приводящий на память скошенную траву и плывущие высоко кучевые облака.
— Я видел тебя на пляже, — сказал он. В тускнеющем свете ее брови были как два черные засова, волосы обрамляли лицо, точно капюшон. Улыбка стала хищной, почти пугающей, но он ощущал только пьянящее волнение. И даже не вздрогнул, когда в сгущающихся сумерках раздался волчий вой.
— Бедные души! — сказала Котт, переводя взгляд на чащу колдовского леса. В вое была тоска и одиночество, точно волки были прокляты.
— Здесь на коне разъезжает Дьявол, — внезапно сказала она Майклу. — Собирает души. Если мы тут услышим конский топот, надо сразу бежать.
— Он забрал Розу, — сказал Майкл, и его тело налилось свинцом. Он не знал, откуда пришла эта уверенность, но знал, что понял верно. Роза или ее призрак была где-то в глубине этого леса.
Котт вздрогнула, на миг ее веселость угасла.
— Пошли! Я выведу тебя отсюда в твое место.
Они встали одновременно, ими вдруг овладела одна и та же тревога. Лес наполнился тенями, под нависающими ветками разливались заводи мрака. Что-то, такое черное как мрак, но не его часть, проскользнуло между двумя стволами. Прямое, с длинной мордой, острыми ушами. Оно остановилось всего в пятидесяти шагах от них, следя за ними. Котт схватила руку Майкла, белки ее глаз сверкнули, как у лошади, почуявшей пожар.
— Бежим!
Потом он почти ничего не помнил о том, как они стремительно бежали через лес, хотя царапины от колючек не заживали несколько недель. Он помнил ее пальцы, стискивавшие его руку, увлекающие его вперед; ее волосы хлестали его по лицу, белый балахон казался призрачным в густой тьме. Ему все это представлялось сном. Волшебной сказкой, в которой не он спасал принцессу, а она его.
Они взбирались на лесистые холмы, которых он никогда прежде не видел, расплескивали воду ручьев, которых просто не могло быть. Они пробежали почти две мили по лесу, хотя он знал, что до опушки всего сто ярдов. А тень неотступно следовала за ними, быстро, беззвучно, то на всех четырех ногах, то прямо. А позади нее слышались голоса стаи.
Время проходило и умирало. Он обессилел, хотя Котт, казалось, была создана из неутомимых мышц и костей. Или из сахара и сладостей, как все девочки в детском стишке. Под конец она почти тащила его на себе, и, как ни нелепо, он даже тогда заметил упругую гибкость ее тела, прижимавшегося к нему.
Последний холм, сказала она ему. Уже совсем близко. И они вдруг оказались над деревьями, увидели землю, спящую в свете звезд. Долину Банка, где жил Майкл. Он знал ее очертания, как собственный профиль, — от длинного склона плато на востоке, спускающегося к реке, и до невысоких холмов, уходящих к горам Сперрин далеко на западе.
И нигде ни огонька. Ни в доме, ни в деревне, ни в городе. Долина была такой же темной и пустой, как еще никем не открытая глушь.
Вот чем было это место, вдруг понял он. Дикой глушью. И иногда его мир и этот соприкасались.
Тут он увидел, как в милях и милях оттуда среди холмов, ведущих к горам, вспыхнула бусина света, словно отбрасываемого пламенем. Наверное, костер, и большой, видный за двадцать — двадцать пять миль.
