Гарри Тертлдав - Мост над бездной
Ршава лишь хмыкнул в ответ, поняв, что его очень тонко высмеяли.
В ту ночь он спал в палатке, обогреваемой лишь жаровней с тлеющими древесными углями. Он закутался в одеяла и меховой плащ и надел всю свою одежду, но так и не согрелся. Ему довелось спать на палубе корабля, который привез его в Скопенцану, там выбор был простым: или спать на палубе, или вовсе не спать. Но с тех пор он каждую ночь ложился в кровать. Ршава жаловался бы на неудобства еще больше, если бы чародеи и охранники не спали на земле, так же завернувшись во все, что у них имелось.
Впрочем, горячая ячменная каша, политая медом, помогла ему утром примириться с тяготами путешествия, равно как и сдобренное пряностями горячее вино. Где-то в отдалении над крышей крестьянского домика поднимался дымок. В северной части империи те из крестьян, кто не мог поддерживать огонь в очаге всю зиму, часто не доживали до весны.
Когда Ршава взобрался в седло, его бедра пронзила боль. Некоторые чародеи тоже застонали, и от этого прелату полегчало. В одиночку страдать действительно тяжелее.
— Долго нам еще ехать, пока мы не встретим кочевников? — спросил Ршава командира охранников, сурового мужчину по имени Ингер. Серые глаза и светло-каштановые волосы подсказывали, что в его жилах течет немалая доля халогайской крови.
Однако Ингер вырос в Скопенцане и был истинным видессианином во всем, кроме внешности. То, как он пожал плечами, можно было назвать своего рода небольшим шедевром, которым восхитились бы и в столице. Здесь же, в морозной глуши, Ршава счел такое пожатие лучшим напоминанием о доме.
— Мы их встретим, когда встретим, святейший отец, — ответил Ингер. — Или же, если ни одна из банд не движется к Скопенцане, не встретим вовсе. В этом случае мы вернемся домой.
То, что ни одна из банд хаморов может не направляться к Скопенцане, даже не приходило Ршаве на ум. Сама мысль об этом разгневала его. «Как они смеют игнорировать мой город?» — мелькнуло в голове. Прелат мысленно усмехнулся. Прежде он не понимал, что стал неотъемлемой частью Скопенцаны — или же город стал его частью. «Я уже давно не изгнанник из столицы», — подумал он.
Над ними бесшумно пролетела снежная сова. Крупные белые птицы летали обычно днем. Когда Ршава оказался на севере, ему пришлось к этому привыкать: в окрестностях столицы, да и вообще в большей части империи увидеть сову днем считалось худшей из дурных примет. День еще не наступил, но утренние сумерки подсказывали, что солнце приближается к юго-восточному горизонту.
Кубац тоже заметил сову. Кивком указав на нее, он произнес:
— Она всегда белая. И что вы на это скажете?
— Ее не назвали бы снежной совой, если бы она была цвета грязи, — хмуро ответил Ршава.
— Пожалуй, да…
После этого чародей больше не задавал вопросов о животных, что устраивало Ршаву: в ответ на свое любопытство он уже получил больше, чем ожидал.
Они поехали на запад вдоль берега реки. Вскоре за их спинами поднялось солнце, и всадники начали отбрасывать перед собой длинные тени. Они лишь ненамного укорачивались на протяжении недолгого дня. В это время года солнце не поднималось достаточно высоко, чтобы давать по-настоящему короткие тени.
В реке плавали и ныряли утки. Теперь Ршава задумался о том, как они могут плавать там целый день не замерзая: уж он точно не протянул бы долго в такой водичке. Но на сей раз, однако, он оставил любопытство при себе.
Чародеи, охранники и прелат выехали на вершину низкого холма. Ингер вел отряд. Он внезапно натянул поводья и, подняв руку, подал знак остановиться.
— Что там? — спросил кто-то из чародеев.
— Овцы.
Никогда еще столь безобидное слово не звучало для Ршавы так зловеще.
— Овцы хаморов? — уточнил он.
— По-моему, они самые, — ответил Ингер. — Ха! А вот и один из этих шлюхиных детей на своей проклятой лошадке.
Ршава очертил напротив сердца солнечный круг. Казалось, что степняки перемещаются вдвое быстрее, чем новости об их приближении. Их подвижность всегда приводила в отчаяние видессиан, которым приходилось охранять от кочевников длинную границу. Два или три раза имперские армии попадали в беду, преследуя неуловимых хаморов и слишком далеко забираясь в их степи. Со времен Ставракия и до Стилиана видесские армии больше не пытались этого делать. Зато мятежный генерал одерживал победы над кочевниками. «Но недостаточно», — подумал Ршава.
Пограничные бастионы, возведенные с таким трудом, ныне стояли пустыми. Варвары проникли в империю вдоль всей границы. И что теперь окажется труднее: отогнать их обратно или просто удержать на занятых ими равнинах? В надежде отвести дурное предзнаменование, Ршава плюнул в снег, словно отвергая Скотоса.
Ингер вернулся к отряду.
— Оставайтесь здесь, — приказал он. — Не поднимайтесь на вершину холма, чтобы вас не заметили вонючие кочевники. Вы меня поняли, чародейные господа?
Кубац и остальные маги кивнули. Ршава решил, что ему лучше поступить так же.
— А что помешает хаморам самим подняться на холм и обнаружить нас? — спросил один из магов.
— Что ж, такое может случиться, но, думаю, не скоро. Похоже, их овцы разгребли снег и обнаружили под ним отличную кормежку. А хаморы часто — да почти всегда, клянусь благим богом — движутся в ту сторону, куда направляются их стада. Если их овцы счастливы, то и степняки счастливы. И поэтому, чародейные господа, я бы сказал, что сейчас дело за вами.
— Мы сделаем все, что сможем, — ответил Кубац. Никто из коллег не возразил и не попытался оспорить его старшинство. Они признавали, что он лучший из них. Когда чародеи не жаловались на то, как высоко расположены у лошадей седла или какой стоит мороз, на пути из Скопенцаны они вели профессиональные разговоры. Ршава кое-кто знал о магии. Лишь немногие из образованных священников ничего в ней не смыслили, а один из монашеских орденов даже специализировался на магии, управляющей погодой. Эта магия включала также астрологию, а может, и астрономию, но тут Ршава уже не все понимал. Когда эти маги говорили о законах подобия и законах сродства, он улавливал ход их рассуждений достаточно хорошо. Но когда они углублялись в подробности, то с тем же успехом могли говорить на языке халогаев.
Ингер спешился, один из охранников взял поводья его коня. Открыв седельную сумку, Ингер достал белую накидку с капюшоном, надел ее поверх одежды и зашагал по снегу к вершине холма. Приблизившись к ней, он накрыл голову капюшоном и пополз на животе. Накидка и капюшон сделали для него то же самое, что белые перья для куропатки и белый мех для зайца, хорька и лисицы: охранник стал невидим на фоне снега. И теперь он мог следить за хаморами, оставаясь незамеченным.
