Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка
Со стороны Царь-Города по столбовой дороге шел мужичок с котомкой за плечами. Он что-то бормотал себе под нос — то ли напевал, то ли просто сам с собой разговаривал. И, видимо, так сильно был занят собственными мыслями, что даже не заметил, как оказался лицом к лицу с Петровичем и его душегубами.
— Ага! — радостно взвизгнул Соловей. — Попался!
— Кто? — удивленно спросил мужичок.
— Ты! — уже с легкой досадой отвечал Соловей.
— Я? — переспросил путник.
— А то кто же! — осклабился атаман.
— Что-то я не уверен, — с сомнением покачал головой мужичок.
— Зато я уверен! — топнул ножкой Соловей. — Я всегда и во всем уверен.
— Ну-ну, — снова покачал головой мужичок.
— Да, я такой! — гордо заявил атаман и даже привстал на цыпочки. — Потомственный лиходей и душегуб Соловей Петрович. Можете звать меня просто Петрович.
— Рад познакомиться, — спокойно отвечал мужичок. — Моя фамилия Каширский. Только мне, извините, Петрович, торопиться надо. Как-нибудь еще встретимся. — И мужичок, поправив котомку, пошел дальше по дороге.
— Эй! — взвизгнул Грозный Атаман. — Мужик, ты куда? Стой!
— Ну что еще такое? — спокойно обернулся путник.
— Куда ты потопал? — обиженно сказал Соловей, — Мы же тебя сейчас будем грабить и убивать. — И, обернувшись к долговязому, уже открывшему было рот, поспешно добавил: — Но насиловать не будем.
— А почему насиловать не будешь? — удивился путник.
— Да знаешь, — смутился Петрович, — чевой-то не хочется.
— А, ну понятно, — кивнул мужичок. — А какать ты не хочешь?
— Да нет вроде, — еще более смутился Соловей.
— А ты потужься, — предложил мужичок, — я тебе помогу.
— Да спасибо, не надо, — окончательно сконфузился Соловей.
— Ничего, ничего, — обаятельно улыбнулся мужичок, — сейчас помогу. — И он вытянул руки в сторону Петровича. — Даю установку...
— Ой, маманя! — сдавленно вскрикнул Соловей. А мужичок, поправив лямки, деловито потопал дальше по дороге.
— Петрович, что с тобой? — озабоченно спросил долговязый.
Но грозный атаман не отвечал ему. Он стоял, широко расставив ноги, и жалобно подвывал:
— Всех зарежу!.. Всем кровь пущу!..
А по его давно не мытым щекам катились скупые разбойничьи слезы.
* * *Вернувшись с полным жбаном лягушек на постоялый двор и переодевшись по-домашнему, Василий взялся было за восстановленный Мисаилом список с "могильного" свитка, но тут в комнату ввалились скоморохи. Были они в легком подпитии, однако детектив, не терпевший пьянства при выполнении рабочего задания, отложил антиалкогольную лекцию на потом, так как почувствовал, что Антип с Мисаилом переполнены не только вином, но и ценной информацией, каковую просто не в состоянии держать под спудом.
Василий сел верхом на стул и приготовился слушать.
— Для начала мы выбрали могилку позаброшеннее неподалеку от нашей усыпальницы и стали ее приводить в порядок, — степенно сообщил Антип, — выпололи сорняки, поправили крест...
— Но вскоре к нам подошел кладбищенский смотритель и предложил грабельки и лопатку, — нетерпеливо подхватил Мисаил. — Ну, мы его тут же спросили о гробнице князей Тихославских. Смотритель что-то нехотя пробурчал, но тут я сказал, что куплю и грабельки, и лопатку, и показал ему золотой...
— Тут он стал сама любезность, — добавил Антип, — и сходу выложил все, что знал. И даже то, о чем мы вовсе не спрашивали. Он порывался провести нас по кладбищу и рассказать обо всех захоронениях, так что мы едва от него отвязались...
— Ну хорошо, а что он сказал о гробнице князей Лихославских? — с нетерпением перебил Василий.
— А ничего, — развел руками Мисаил. — Оказалось, что он уже тридцать лет и три года состоит при кладбище, но не помнит, чтобы хоть кто-нибудь к усыпальнице приходил, не говоря уже, чтобы хоронить.
— Ну, это мы и без того знаем, — с некоторым разочарованием заметил Дубов.
— Зато смотритель зело хвалил господ Загрязевых, — сообщил Антип. — Ну, тех, что в часовне с золотым куполом и изваянием синьора Черрителли. Он сказал, что туда чуть ли не каждый день приходит один человек, очень набожный, и подолгу молится в семейной часовне.
— Как раз при нас он туда входил, — добавил Мисаил. — Сразу видно — изрядный господин. Должно быть, из богатого купечества — в дорогом кафтане и при бороде.
— И долго он там пробыл? — без особого интереса спросил детектив.
— А мы не видели, когда он вышел, — махнул рукой Антип. — Как только поняли, что ничего нового об усыпальнице Лихославских не узнаем, так сразу отправились в прикладбищенский кабачок "Веселый покойник".
— И вот уж там-то как раз кое-чего и разузнали! — радостно выкрикнул Мисаил.
— Насчет Лихославских, — уточнил Антип. — Не успели мы налить по первой чарке, как к нам за стол подсела некая дама...
— Ну какая она дама, — пренебрежительно перебил Мисаил, — настоящая Кьяпсна.
— Кто-кто? — переспросил Дубов. — Это что, имя такое, или фамилия?
— Да прозвище, — хмыкнул Антип. — Так здесь зовут тех, кто слишком злоупотребляет кьяпсом. В общем, горьких пьяниц. Ну вот, мы ей налили чарочку, она ее лихо выпила и начала нести какую-то чушь о том, что вот уже без малого пол века побирается на кладбище и что здесь ее всякий покойник знает.
— Тогда мы спросили ее о князьях Лихославских, — нетерпеливо подхватил Мисаил, — и знаешь, что она сказала? Оказывается, один из них был городским старейшиной, когда Новую Мангазею завоевал царь Степан. За строптивое поведение царь повелел высечь князя на конюшне, и тот, не стерпев позора, закололся кинжалом. После чего всех его ближних и дальних сородичей Степан выслал из Мангазеи — кого посадил в темницу, а кого отправил в разные отдаленные монастыри.
— Так что, выходит, Джон Уильям Свамп вовсе не врал в своем "Завоевании Мангазеи", — с некоторым ехидством отметил Антип.
— Ну что же, теперь нам хотя бы ясно, почему усыпальница князей Лихославских пришла в такое запустение, — подытожил Василий. — Остается только выяснить, каким образом ее используют под...
Но договорить сыщик не успел, так как из коридора донесся неясный шум вперемежку с причитаниями.
Антип выглянул в коридор:
— Там, похоже, с нашим соседом священником что-то стряслось.
И Василий Николаевич понял, что никакого тайм-аута нынче вечером у него не будет.
* * *Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону — что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.