Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается
— К чему ты клонишь, старый? — растер замерзшие щеки Кас. — С утра вроде ничего не ел, а как тебя поперло!
— То-то и оно, братец, что не ел. Где это видано, чтобы трудовой люд наемщик не кормил? Или запамятовал, как раньше дровосекам жилось? Да что там дровосекам! У кого руки из нужного места росли, а голова не только для шапки на плечах громоздилась, тем были и почет, и забота, и деньга причитающаяся. А нынче сам будто не знаешь что? Поди туда, руби это, давай сюда, ступай, за жалованьем покуда не суйся, как сбагрим твое говнецо, расплатимся, не обидим, а обидим, так несильно. Разве не так?
Хейзит смотрел на Каса, который понуро молчал.
— Вот я и говорю: попробовал бы кто раньше так с нами разговор вести. Его бы враз спеленали да куда-нибудь в овраг, а то и в Бехему ненасытную зашвырнули. А ты нынче поди сунься, попытай правды добиться! Что, кишка тонковата? И я про то же. Нам силфуры свои поганые как подачку кидают, а сами на трудах наших потных да кровавых наживаются!
— Ну, про «потные да кровавые» ты, старый, гнешь без совести.
— Я гну?! — Тангай не на шутку кипятился. — А это что? — Он зло сорвал рукавицы и показал натруженные ладони. В ладонях действительно ничего необычного не было: большие, мозолистые, с глубокими морщинами. — Да ты знаешь, сколько я топоров об них истер? Э-э… куда тебе, белоручке, понять! — Кас на это явно несправедливое замечание возмущенно закашлялся. — Так вот ты и попробуй к ним потом за правдой сунуться. Вмиг заслоны выставят, вояками, вооруженными до зубов, прикроются — поди прорвись к их нежным горлышкам! — Старик брезгливо сплюнул. — Так как, ты говорила, твою таверну кличут? «У старого замка»?
— Хорошая у вас память, — улыбнулась Велла.
— Не жалуюсь, красавица. Очень даже удобственное название, должен заметить. Легко запоминается. Особенно если последнее слово выкинуть. Ты подумай. А то скоро замок всю свою привлекательность, боюсь, растеряет. Ну да ладно, бывайте. Авось наведаюсь как-нибудь на угощение.
С этими словами Тангай как ни в чем не бывало перевалился боком через край саней, упал в снег и исчез. Как будто никогда и не было его.
— Куда это он? — вырвалось у Хейзита.
— Сказал же: домой навострился. — Оставшись в центре всеобщего внимания, Кас оживился. — Ща в снегу отлежится и побредет к себе.
— Вы, похоже, его давно знаете? — скорее тоном утверждения, нежели вопроса, сказала Велла.
— Да уж зим тридцать, почитай, как минуло, — кивнул Кас и добавил: — Но если вы хотите что у меня про него выспросить, дело это неблагодарное.
— С чего ж это?
— Да с того, что старик он скрытный, больше слушает, чем говорит, жизнь, как вы уже, должно быть, поняли, ведет затворническую, семьи не имеет, короче, в себе весь.
— Что-то по нему не скажешь, что он мало говорит, — заметил Хейзит. — А вы-то сами откуда будете, вита Кас?
— Я-то? — ухмыльнулся собеседник. — Да ниоткуда. Так, живу где придется, то здесь, то там.
— А я поняла так, что у вас и семейство имеется. — Велла изобразила на лице саму невинность и глянула на брата, призывая его в свидетели.
— Отчего ж не иметься? — согласился Кас. — Имеется семейство. Со мной кочует. Сейчас вон у приятеля одного расположились. Отсюда уже неподалеку.
— А что так?
— Да так вот. Все никак избу не отстрою. Погорельцами мы стали с прошлой зимы. Малой нас по дури спалил, вот и мыкаемся теперь. Работы нынче много, руки до своего уюта все не доходили. Глядишь, теперь дойдут. — Он мечтательно потянулся, ненадолго расправляя сутулые плечи. — Если, конечно, нам и в самом деле расправы не учинят. Ну, вы слышали, за что: за Локлана, которому мы с Тангаем и еще мужиками плот сварганили, и все такое прочее. Теперь вот одно сплошное беспокойство.
— А кто знает, что это вы? — возразила Велла. — Мы-то уж точно не скажем.
— Вы, может, и не скажете. А только глаза у замка повсюду понатыканы. Еще и уши имеются. Вы хоть на нашего возницу, что позади меня, гляньте. Делает вид, что дорогой занят. А сам, вот увидите, чуть что — подслушивает. Эй, человек хороший!
«Хороший человек» не шелохнулся. Хейзиту, однако, показалось, что повернутая к ним спина излишне напряжена.
— Эй, возница! — повысил голос Кас.
— Чего надо? — повернулся курносый профиль.
— Скоро на месте будем?
— Скоро.
— Ну, и на том благодарствую, — через плечо бросил Кас. — А то мы тут поспорили, что засветло не доберемся.
— Добрались уже.
Сани и в самом деле вскоре остановились. Мимо проехал уже знакомый Хейзиту херетога Донел. А невидимый впереди глашатай тем временем выкрикивал, что отсель все вольны расходиться по домам.
Велла во все глаза смотрела на брата, потому что чувствовала, какая у него в душе сейчас происходит борьба. Полная неопределенность положения усугублялась еще и тем, что куда-то запропастился Гийс. Велла очень рассчитывала на то, что ее новый друг не покинет их, а быть может, даже прояснит происходящее. В отличие от Хейзита, она давно свыклась с мыслью, что Гийс далеко не так прост, как представляется с виду. Да и чего греха таить: ей очень хотелось еще раз, а лучше не раз пережить рядом с ним ту бурю чувств, которые она испытала прошлой ночью. Ни один из прежних знакомых мужчин не вызывал в ней столько огня и желания быть женщиной. Теперь же он пропал без объяснений… и тем только еще крепче заарканил ее неискушенное в любовных передрягах сердце.
— Ты идешь? — Хейзит соскочил с саней в глубокий снег и протянул сестре руку. — После твоих хлеф я только сильнее захотел есть. Пошли!
«Нет, он точно не появится, — подумала Велла. — Кажется, он обещал сам навестить их, если что произойдет, чтобы предупредить. Значит, братец успел рассказать ему, где они живут. А если нет? Если ничего не произойдет? Почему она сама не догадалась подсказать ему, где их найти, когда был подходящий момент? Вот дуреха-то!»
Велла оперлась на предложенную руку и невольно сравнила ее с рукой Гийса. Эта была добрая, мягкая и несильная. А та — уверенная и дерзкая, знающая, чего хочет хозяин и чего — она… Нет, так совсем не годится! Она не должна раскисать. Не имеет права. В конечном итоге пусть будет то, что будет. Зря, что ли, она училась мировосприятию у матери — мудрой женщины, не торопившей события и принимавшей жизнь такой, какая она есть. Желания только уводят нас в сторону. Вера — вот что дает силы надеяться. Вера в свое предначертание, в торжество случая, наконец, в помощь предков.
— Извини, что не сумела заморить тебя по пути голодом. Нет, не отнимай руку, а то я тут где-нибудь увязну, и ты меня потом не откопаешь. Ты можешь что-нибудь разобрать вокруг?
