Брент Уикс - Путь тени
— Прошу вас, садитесь, — сказал он, опускаясь на стул за столом. — Откуда вы, мастер Тофьюсин?
Солон усмехнулся, не поняв, поддразнивают его или потчуют любезностью.
— Мне впервые задают этот вопрос. — Он указал на себя рукой, будто говоря: «Вы что, не видите, какого цвета моя кожа?»
— Родовых колец на вас нет. Нет и шрамов от них.
— Не все сетцы носят кольца.
— А мне всегда казалось, что все, — сказал граф Дрейк.
— Что вы имеете в виду? К чему клоните?
— Мне интересно, кто вы на самом деле такой, мастер Тофьюсин. Логан Джайр не просто славный молодой человек, к которому я отношусь как к сыну, но с недавних пор еще и лорд одного из самых влиятельных домов в нашей стране. С вами я незнаком, никогда ничего о вас не слышал. Вы появляетесь из ниоткуда и вдруг становитесь советником Логана. Меня это озадачивает. То, что вы сетец, не столь важно — если вообще сетец. Я провел какое-то время на островах Хоккай и Таугату и знаю, что колец в щеках не носят лишь те сетцы, которых выгнали из клана и из семьи. С другой же стороны, если бы вы были изгоем, тогда кольца вырвали бы с вашего лица, отчего остались бы шрамы, а у вас их нет.
— Ваши познания достойны восхищения, однако они не полные. Я происхожу из дома Тофьюсин, это ветвь королевского рода. Мой отец служил в Шо'сенди.
— С красными магами?
— Да. В Шо'сенди принимают учеников со всех уголков земли. Поскольку у меня не было волшебных талантов, я получал образование вместе с купцами и дворянами, а они не слишком терпимы к чужим традициям. Без колец мне было намного проще. Их отсутствие объясняется и еще кое-чем, но, полагаю, остальные подробности моей судьбы вас не касаются.
— Согласен.
— Что вас привело в Сет? — полюбопытствовал Солон.
— Рабство, — ответил граф. — Прежде чем стать полноправным участником движения, усилиями которого здешние рабы семь лет назад наконец-то обрели свободу, я попробовал действовать менее жестко. И отправился на Хоккай, где надеялся отыскать способ для улучшения рабской жизни.
Дом ходатая для человека благородного, пусть даже всего лишь графа, отличался весьма скромными размерами. В отличие от недавних рабовладельцев стыдиться нажитых богатств ему не приходилось. Судя по всему, он и впрямь был настоящим противником рабства.
— В Сете все совсем по-другому, — сказал Солон. — Год радости все меняет.
— Верно. Я и здесь пытался укоренить подобную практику, даже предложил ввести новый закон, но его тут же видоизменили Са'каге. Они постановили, что рабы будут освобождаться не на седьмом году жизни, а через семь лет после того, как их купят, заявив, мол, так проще, и было бы глупо, если бы хозяин приобретал их шестилетними и через месяц или неделю отпускал на волю. В общем, тогда как у вас через каждые семь лет рабы полностью освобождаются и ликуют, у нас все устроилось так, что шел год за годом, а рабов вообще не отпускали. Более того, их избивали, заставляли принимать участие в «Игрищах смерти», их детей отправляли на детские дворы.
— Я слышал, насколько ужасно с ними обращались, — сказал Солон.
— Эти дворы создали Са'каге. Туда отправляли детей проституток, которые тоже становились рабами, однако могли обрести свободу. Задумка неплохая, но к чему это все привело… Простите, наверное, мне не стоит углубляться в эту тему. То были страшные времена. Когда же наконец появится мальчик?
— Может, начнем без него? — предложил Солон. — Дело наше срочное, а Логан так смотрел на вашу дочь, что, думаю, они заболтались.
Граф усмехнулся.
— Хотите узнать, что я думаю по этому поводу?
— А знает ли об этом герцог Джайр?
— Да. Мы с ним давние друзья. Регнус не желает запрещать мальчику любезничать с девочками, ибо сам всю жизнь страдает от того, при каких обстоятельствах его женили.
— Мне о них ничего не известно. Расскажете? — спросил Солон.
— Не имею такого права. А Логан и Сэра повзрослеют и оставят эти глупости. Что у вас за дело?
— Это связано с леди Джайр.
— С ней будьте осторожны, — посоветовал граф.
— Герцог Джайр оставил вам документы, в которых подтвердил, что на время своего отсутствия передает свои полномочия сыну?
— Он упомянул об этом, но вскользь — слишком торопился. Сказал, бумаги мне передаст его мажордом.
— Леди Джайр похитила письмо, уничтожила его и отправилась к королеве.
— К кому, к кому? — изумленно спросил граф.
— А почему вы так удивляетесь?
— Они недолюбливают друг друга. Зачем леди Джайр поехала к королеве?
— Хочет, чтобы ее назначили опекуншей Логана. Беседу услышал король. Он сказал, что займется этим делом сам. Что это значит?
Граф Дрейк снял пенсне и потер переносицу.
— Это значит, что если король не затянет с решением, то вполне может приставить к Логану опекуна.
— Неужели Катринна Джайр готова возложить на свои плечи столько малоприятных обязанностей?
Граф Дрейк вздохнул.
— По закону король может поставить на Логаново место кого угодно, лишь бы человек этот имел к мальчику какое-то отношение и был благородных кровей. Тогда даже Регнус будет не вправе что-либо изменить. По милости Катринны судьба дома Джайров теперь в руках короля.
— Но ведь вы — ходатай по делам герцога, а вам он сообщил о своих пожеланиях. Неужели это не играет никакой роли? — спросил Солон.
— Играло бы, если бы короля волновало истинное положение дел. Чтобы спасти Джайров, необходимо раздобыть пергамент с их фамильным гербом, большую печать герцога и подделать государственный документ, что отнюдь не безопасно. Через полчаса король устраивает собрание при дворе. Полагаю, делом леди Джайр он займется в первую очередь. У нас нет времени.
Солон откашлялся и достал свернутый трубочкой тяжелый пергамент и большую печать.
Граф Дрейк улыбнулся и взял пергамент.
— А вы мне нравитесь, мастер Тофьюсин.
— Составить текст мне помог Уэндель Норт, — объяснил Солон. — Я подумал, что поставить подпись и печать лучше вам.
Граф Дрейк отыскал среди груды документов письмо герцога, положил его на верхнюю половину поддельного распоряжения об опекунстве, быстрыми уверенными движениями руки безупречно подделал герцогскую подпись, виновато взглянул на Солона и сказал:
— Если желаете, называйте это напоминанием о потраченной впустую юности.
Солон накапал на пергамент сургуча.
— В таком случае да здравствуют растранжиренные юные годы!
— В следующий раз будь попроворней, — сказал Блинт.
Азот, постанывая, приходил в себя.
