Алина Гралева - Радужная Сфера
— Ты все-таки пришла! — в хриплом голосе невидимого собеседника, или все-таки собеседницы было столько нескрываемого восторга, будто она призывала того самого бога, о котором мы недавно беседовали, а он взял и явился собственной персоной.
— Ну, пришла, — надеюсь, ворчливые интонации не оскорбят столь милую восторженность?
— Умоляю, спаси его! — Глаза немного привыкли к темноте, и я различила белую руку, указывающую на пол.
Я присела на корточки и нащупала неподвижное тело. Цепкие зубки сфинкса ухватили меня за пояс, оттаскивая назад. Где-то в отдалении послышался грохот.
— Уходите! — в отчаянии вскрикнул голос, обладательницу которого я так и не рассмотрела.
То приглашают, радуются, а не успеешь познакомиться с хозяевами — тут же гонят. Странное у людей понятие о гостеприимстве. Но звуки, нервирующие всех присутствующих кроме недвижимого объекта на полу, все больше напоминали недружелюбный и даже агрессивный рев разъяренного зверя совсем не маленьких размеров. Что-то мне не хочется здесь больше задерживаться.
— Может, пойдешь с нами? — не в моих привычках бросать человека в беде, если есть возможность смыться вместе.
— Уходите. Он уже не сможет причинить мне вреда. Спаси его…
Ты должен стать мне родной матерью.
Ты будешь уговаривать меня выпить горькое
лекарство и обернешь горло теплым шарфом.
А. Линдгрен
Ну, вот мы и дома. Как все-таки хорошо выпрямиться в полный рост, не рискуя разбить голову. И что за добычу нам так упорно навязывали? Один командует "найди его", другая умоляет "спаси его". Надо посмотреть хоть на один экземпляр "его" раз уж притащила его с собой.
Лучше бы я не делала этого. Рядом раздался шум падения о-очень большого тела. Ума не приложу, как я сама-то умудрилась не грохнуться в обморок. Наверное, просто не поверила, что такое может быть с живым человеком. Привычка к экранным ужасам сделала свое дело — в отличие от Айлери, не подающего признаков жизни, у меня всего лишь потемнело в глазах.
Передо мной лежало тело обожженного мужчины. Причем, обожженного — слишком мягкое определение тому, что я сейчас видела. От лица почти ничего не осталось. Особенно пострадала правая половина. Обугленные кости, кое-где покрытые почерневшими лохмотьями плоти и зияющая темной пустотой глазница — все, что там осталось. Впрочем, левая половина выглядела не многим лучше — черная короста, прикрывающая левый глаз, отметала всякую надежду на его сохранность. Вздувшаяся пузырями красно-багровая кожа, с потемневшими краями не могла принадлежать человеку. Правая половина тела представляла собой не менее печальное зрелище. Оголенные ребра и кости того, что раньше было рукой, заставляло задуматься, как же этот человек еще жив. Но, судорожно вздымающаяся грудная клетка подтверждала именно этот неимоверный факт. Как лечат ожоги, я не имела абсолютно никакого представления. Хватало и того воспоминания из школьного курса, что это очень, ОЧЕНЬ больно.
Я не могу оставить этого человека страдать. Меня трясло как в ознобе. Сейчас как раз самое время волшебной пещере потрудиться в полную силу. В голове всплывали обрывочные воспоминания об ожоговых центрах, целиком почерпнутые из различных киношных программ.
Кошмар! Это я сделала? На громоздкой больничной кровати лежал мой пациент. Сама я стояла возле этого кошмарного сооружения в зеленом хирургическом халате. Мое, выражавшее полное ошеломление от такого поворота событий, лицо прикрывала марлевая маска. На руках красовались хирургические перчатки. Но, самое страшное — прямо передо мной стоял высокий железный столик, покрытый линялой простыней, на которой разместился набор устрашающего вида инструментов. Из множества блестящих фиговин я опознала скальпель и зажим. Может быть, кто-то подскажет, что мне со всем этим делать. Ой, мамочки, голова-то как кружится!
Сзади послышался стон и тихий шорох — мой нервный фей, по всей видимости, приходит в себя. Даже нашатырь не понадобился. Нетвердой походкой лев подошел ближе и, не удержавшись, ткнул свой любопытный нос мне под руку. Бумсь! Надо же, как громко он падает! Видимо, принял хирургический набор за орудия для особо изощренных пыток. Хотя о гуманистическом назначении этих инструментов я и сама предполагаю чисто теоретически. Но теперь, по крайней мере, если мне вздумается запугать насмерть кого-то из местных жителей, я знаю, что показать ему в первую очередь.
Все это, конечно, хорошо, но что же мне делать? Я еще раз глянула на обожженного. Взгляд выхватил то, что я не заметила в первый раз: на груди, впаянный в обугленную кожу, пылал овал рубина. Его поверхность была словно опутана пульсирующими магическими нитями, протянувшимися к сердцу больного. Вот что не дает бедняге умереть. Но его силы надолго не хватит. Нити становились все тоньше и прозрачнее.
Я не хочу, чтобы он умирал! Волна невероятной жалости подкатила к горлу тяжелым комом. Смерть этого незнакомца была бы слишком несправедливой и жестокой. Не хочу!!! — завопила я, схватившись за его обожженную руку. Зачем вообще нужно это дурацкое колдовство, если сейчас, прямо на моих глазах умирает человек, а я ничем не могу ему помочь? От этой мысли стало вдруг так обидно, что я перестала сдерживаться. Я почувствовала соленый вкус слез во рту, а глаза заволокло влажной пеленой. Потому я и не заметила сразу, как от моих пальцев протянулось несколько десятков нитей. Странно было видеть, как эти шустрые создания устремились к больному, оплетая его плотным коконом. Наверное, когда меня вытягивали из самолета, я выглядела так же. Уставившись на тело, я терпеливо ожидала продолжения. Возможно, сейчас он перенесется в безопасное место, где ему окажут должную помощь. Не знаю, смогу ли я выбросить из головы беспокойство об этом человеке, но больше я ничем не смогу ему помочь.
Плохая из меня предсказательница. Пострадавший никуда не делся. Зато кокон стал уплотняться и съеживаться, приобретая очертания тела. Теперь мой пациент походил на грубую пластиковую куклу без лица. Тонкая щель на месте рта и дырочки, обозначающие ноздри и уши на белой блестящей поверхности — жуткое зрелище. Все пораженные поверхности закрывали такие же огромные заплаты. Ожогов под ними, конечно не видно, но теперь он напоминал человека весьма отдаленно. Скорее, этакий Франкенштейн, в отличие от классического сделанный из живой плоти и робота Си-3ПО из "Звездных войн". Хорошо хоть не R2D2. Миленько, — с внутренним содроганием подумала я. Он хоть жив после моих экспериментов?
Жив — грудная клетка продолжала равномерно вздыматься, несмотря на "пластиковый" корсаж. Камень, красным пятном светившийся на груди, пульсировал сильно и равномерно.
