Кэрол Берг - Стражи цитадели
«… убийство… заговор… предательство… простите, государь… мы не знали, что вы… вера потеряна… зиды среди нас… казалось, был только один выход…»
Невозможно было разобраться в этом потоке бессвязных признаний, проникнутом изнуряющим, всепоглощающим чувством вины. Кто был убит? Отец или братья? О каком заговоре он говорил?
Сбитый с толку, встревоженный, я коснулся пальцем его сомкнутых губ, приказывая остановиться.
— В другой раз, — сказал я. — Я выслушаю тебя наедине.
Когда-нибудь, когда я пойму, о чем он говорит.
Мадьялар была скорее похожа на торговку рыбой, чем на Наставницу гондеев. Костлявая и краснощекая, с всклокоченными седыми волосами, ростом она была едва не с меня. Ленты ее колышущегося одеяния приглушенных цветов постоянно переливались, смущая взгляд. Когда я был еще мальчишкой, Мадьялар стала Экзаменатором. Она надзирала за обучением дар'нети, отношениями ученика и учителя, как, например, меня и Экзегета. И хотя в те дни я никого не считал другом, Мадьялар вступила с моим наставником в открытую схватку за право заботиться обо мне. Благодаря этому я стал относиться к ней несколько лучше, хотя, по правде, ее методы воспитания, лишь немногим менее жестокие, мало чем отличались от его. Она утверждала, что единственным гуманным выходом было бы обучить меня необходимым обязанностям, манерам и чистоплотности, чтобы я мог как можно скорее стать отцом нового Наследника.
Поднявшись с колен, Мадьялар исследовала меня — не как Устель, без позволения вторгшийся в мой разум, а теплыми, грубоватыми руками, которые быстро и настойчиво ощупали каждую черточку моего лица.
— Надеюсь, я оправдал ваши ожидания, госпожа Мадьялар? — поинтересовался я, чуть было не добавив «хоть и не успел стать отцом», но тут на меня обрушилось тревожное осознание того, что я не помнил, есть ли у меня дети.
Я — Кейрон, — по словам Дассина, прожил на свете сорок два года, двадцать из которых все еще не помнил. Эта мысль сбивала с толку, одна из тех, которые я сейчас не мог себе позволить. Я на миг зажмурился, опасаясь, что мир может рассыпаться на куски.
Мадьялар вернула меня на землю.
— Вы — больше не тот мальчик, которого я испытывала в течение долгих лет, мой государь.
Я открыл глаза. На лице Наставницы сияла любознательная улыбка.
— Синяки говорят мне, что все тот же. Мадьялар искоса глянула вправо, где Экзегет скрупулезно изучал вид из окна.
— Не сомневаюсь. Детские синяки остаются даже тогда, когда меркнет их цвет. И хотя я бы поостереглась подпитывать и без того завышенное самомнение Дассина, вы, кажется, изменились к лучшему. Благодаря учительскому таланту старого беса или же тому, что он спас вам жизнь, прежде чем вы успели повзрослеть, но воздух вокруг вашего высочества спокоен, в то время как ранее он пребывал в постоянном смятении. Сейчас вы несете большую ношу, чем когда мы встречались с вами прежде, и ваша сила отличается от той, которую вы выказывали в юности. И я вижу седину в ваших волосах, ваше высочество.
— Это случается с годами, — ответил я и, еще не успев договорить, понял, что совершил ошибку.
Напряжение в комнате резко возросло, и дюжина испытующих глаз уставилась на меня.
— Бесспорно, — озадаченно подтвердила Мадьялар. — Но вы должны объяснить, как за несколько месяцев успели произойти столь разительные перемены.
И хотя я не знал ничего о жизни Д'Нателя после двенадцатилетия, Дассин рассказывал, что прошло всего несколько месяцев с того дня, как я — Д'Нате ль, принц двадцати с чем-то лет — был отправлен второй раз на Мост и по нему в мир людей с целью, которой я не помнил. Эти люди видели, как я уходил. Но все подробности о путешествии были запечатлены в потерянном времени одной жизни и похоронены под двадцатью исчезнувшими годами другой. Духи ночи… что же произошло со мной?
Я с трудом выдавил из себя:
— Я тяжко работал над собой и продолжаю этот труд. Без дальнейших слов я двинулся к Экзегету.
«Не позволяй Себя допрашивать. Молчи. Пусть убедятся. Избавься от них» — эти приказы ворвались в мое сознание, как будто я сам их и выдумал.
«Соберись, дурень!» — уже сам себе велел я.
— Наши надежды и добрые пожелания с тобой, государь наш принц, — тихо сказала Мадьялар за моей спиной, — и, конечно, мудрость Вазрина.
Я ответил ей кивком, надеясь, что не обидел ее.
Лишь невероятным усилием воли я смог не отшатнуться, когда меня коснулись ухоженные руки Экзегета. Я знал, что он следил за мной, надеясь уловить хотя бы малейшее проявление слабости, которое бы доказывало его власть надо мной.
Большую часть трех лет, проведенных под его опекой, я добивался того, чтобы он никогда больше не получил подобного свидетельства. Я не боялся его, лишь презирал, но его руки были тяжелыми. Не теплыми или холодными, не жесткими или мягкими, и ни малейший след возраста не нарушал их гладкое совершенство. Он безмерно гордился ими и всегда требовал от слуг ухаживать за ними после того, как избивал меня. В те суровые времена он клялся, что никому не позволит взять на себя тягостный труд моего воспитания, потому что только отцу или наставнику позволено бить ребенка столь высокого положения. Но его оправдательные тирады не могли меня обмануть. Он наслаждался самим процессом.
Признаюсь, я оставил его коленопреклоненным дольше прочих, и не для того, чтобы показать свое право, но потому, что не хотел прикасаться к нему еще раз. Вероятно, он чувствовал то же самое. Стоило мне коснуться его рукава, как он вскочил на ноги.
— Мы рады, мой принц, что ваше путешествие завершилось благополучно. — Теплоте слов не позволяло поверить выражение его лица — в нем чувствовалось мало радости и гораздо больше подозрительности и высокомерия.
Я промолчал, храня на лице невозмутимость. Экзегет заговорил, обращаясь скорее к остальным, чем ко мне:
— Мастер Дассин утверждает, что суровое испытание, которому вы подверглись в мире людей, обернулось для вас сильным переутомлением, вследствие чего вам требуется отдохнуть от ваших прямых обязанностей — обязанностей, к коим вы едва успели приступить. Нужно ли вам еще десять лет забот Дассина, прежде чем народ будет осчастливлен вашим служением?
— Я поступлю так, как сочту нужным, мастер Экзегет, — обронил я в ответ.
Отвечать спокойными расплывчатыми фразами с непроницаемым лицом намного легче, когда ты не осведомлен о предмете разговора. Это преимущество в подобной стычке. Уколам и тонким намекам сложно найти цель там, где ее нет.
— Как сочтете нужным? Прошу вас, поведайте нам, господин мой принц, что же вы считаете нужным? Более трех месяцев мы искали встречи с вами, но брат наш Дассин грубо от нас отделывался. В течение десяти лет, вплоть до вашего путешествия, вы не могли получить совет ни от кого, кроме все того же человека, а теперь нам не позволяется беседовать с вами без надзора. У вас не было жизненного опыта до того, как вы покинули нас, и никакого опыта с тех пор, как вы вернулись! Чем вы докажете, что ваше мнение о «нужном» основывается на реальности? Зачем Дассин прячет вас?
