Ирина Булгакова - Черный завет
Послышался всплеск воды, и Мусорщик тотчас устремился туда, бросив очередную растерзанную жертву.
«Пусти меня!»
Вот, оказывается, как приходит смерть. Сначала просит ее пустить, а когда ты ей не уступаешь, лишает тебя надежды, чтобы потом, в разорванном от страха сердце, спокойно собирать богатый урожай.
Ладимир кусал губы. Он тяжело дышал и Донате казалось, что она слышит стук его сердца. По его белому лицу, искаженному дыханием смерти, стекали капли пота, смешанного с чужой кровью. Он сжимал в руке бесполезный меч и шептал слова незнакомой молитвы.
«Пусти меня, сука!»
Неужели смерти нужно разрешение, чтобы завладеть телом, изгнав из него жизнь? Наверное, она не может этого сделать сама – там, где бьется сердце, еще сильна жизнь.
Неизбежно наступала тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием разъяренного зверя, да предсмертными всхлипами.
«Пусти меня, сука! Пусти!!»
Смерть вопила, но Доната мысленно послала ее подальше. Подождет, уже недолго осталось.
Их разделяло от силы несколько прыжков. Доната видела, как кровавая пена стекает с желтых клыков. В огромных глазах Мусорщика плескалось пристрастие к человеческой плоти. Он так мучительно долго смотрел на единственных людей, оставшихся в живых, что внутри у нее взорвалась ярость и окатила жаркой волной.
«Пусти меня, – взвыло в голове, – пусти! Я не хочу подыхать с тобой, сука! Я хочу жить! Пусти меня!!»
От этого воя тело лихорадочно задрожало в преддверии близкого конца. Доната чувствовала, как от страшного напряжения лопаются кровеносные сосуды на губах и языке. Струйка крови стекла на подбородок, и Доната вытерла ее рукой. И той же рукой, испачканной в собственной крови, достала метательный нож из гнезда.
Извращенные ненасытной жестокостью глаза дрогнули, и зверь прыгнул. И вместе с его прыжком, предугадывая полет мощного тела, переплетенного вздувшимися жилами, она бросила нож, прямо в ненавистный глаз, вложив в бросок всю силу и всю ярость, на которую оказалась способна. Доната не видела, как летел нож: предрассветная мгла по-прежнему прятала лучи Гелиона. Но куда он попал, она разглядела. Нож острым жалом впился в левый глаз, точно по рукоять погрузившись в ненавистную плоть.
Зверь споткнулся в прыжке, и его повело в сторону. Долгий тягучий вой, от которого возрадовались души безвременно принявших мучительную смерть, слился с победным кличем Ладимира. Стремясь закрепить победу, он рванулся вперед, намереваясь лишить Мусорщика второго глаза. Зверь, пытавшийся сбить лапой торчащую рукоять, мгновенно выпрямился и, не дожидаясь, пока Ладимир приблизится к нему, в два прыжка оказался рядом. Доната смотрела, как медленно поднималась тяжелая лапа, как продолжал начатое движение Ладимир, не в силах остановиться сразу, как отброшенное ударом тело тряпичной куклой перевернулось в воздухе и упало навзничь.
Мусорщик развернулся и прыгнул в сторону Донаты.
Доната бросила еще один нож, но удача отвернулась от нее. Нож стукнулся о переносицу и отлетел в сторону. Третьего ножа рука нащупать не успела. В сознании искрами рассыпалось имя.
«Вилена! Мое имя – Вилена! Пусти меня, сука!!»
И Доната, цепляясь за последнюю возможность, крикнула то, что внушал ей инстинкт сохранения собственной жизни. Имя разбилось на части, и каждая часть причинила Донате нестерпимую боль.
Белесый туман окрасился кровью. И сквозь кровавую муть Доната видела, как внезапно остановился зверь, вздыбив передними ногами обильно политую землю.
Обнаженная черная женщина появилась ниоткуда. Она стояла между Донатой и Мусорщиком. Белые змеи волос струились по плечам. Черная Вилена стояла к ней спиной, и Доната не могла видеть ее лица. Но она хорошо видела, как нечто вроде удивления мелькнуло на человеческом лице зверя. Он тяжело присел и склонил голову набок, как склоняют собаки. Он изучал невесть откуда взявшееся препятствие между ним и последней жертвой, оставшейся в живых.
Черная Вилена, крадучись, приближалась, замирая после каждого шага. Мусорщик звериным чутьем осознал опасность, исходящую от совершенного женского тела. Он поднялся, неуклюже тряхнул головой, все еще пытаясь избавиться от ножа, торчащего из глазного яблока.
Они бросились друг на друга одновременно. Но то была невидимая простому глазу встреча.
Они разошлись как волна и прибрежный валун. Кубарем откатился в сторону Мусорщик, жалобно скуля, а Черная Вилена осталась стоять несокрушимой скалой, картинно разведя руки в стороны. Зверь вертелся на месте, подвывая от боли. И только когда он поднял голову, прислушиваясь, Доната разглядела, что правого глаза нет. Мутная серая капля вытекала из темного провала и капала, капала густая черная кровь.
Зверь остался зверем. Яростный рык заставил Донату закрыть уши руками, но Вилену не напугал. Ослепительно черная, она распрямилась, как спущенная тетива, и стрелой мелькнула в воздухе. Зверь почуял ее, поднялся на дыбы, стараясь не подпустить черную бестию близко. Но опоздал. На бурой, выпачканной в человеческой крови шкуре дымилась свежая рана. Черные тягучие сгустки падали на траву, и от резких движений разлетались по сторонам. Запах горелой плоти перебил запах звериного пота.
Мусорщик пытался уйти. Он бросался из стороны в сторону, намереваясь придавить Вилену собственной тяжестью, но все новые и новые раны оставляли на его шкуре ее когти. В бессмысленной борьбе проходило время, и силы стали его оставлять. Теперь его прыжки напоминали беспорядочные метания, а Черная Вилена следовала за ним, неотвратимо, как сама смерть.
И тогда Мусорщик сел, вздернул голову и завыл.
И Доната, превозмогая боль, смотрела на человеческое лицо, издававшее звуки, подобные волчьему вою.
Этот вой послужил сигналом для Черной Вилены. Взвившись в воздух, она опустилась ему на спину, разом вонзив удлинившиеся, пышущие жаром когти в мощную шею. Мусорщик рыл землю, из последних сил пытаясь сбросить смертоносного всадника. Из страшных ран на шее сплошным потоком хлынула кровь. Он глухо, совсем по-человечески всхлипнул и тяжело завалился в воду, взметнув каскад грязных брызг.
– Кто ты?
– Так тебе нужен мой ответ? Я сюда пришла не для того, чтобы на вопросы отвечать. Я пришла сюда для того, чтобы спасать твою шкуру, – Черная Вилена облокотилась на повозку. К ее совершенной коже не липла грязь, не приставали песок и кровь – она по-прежнему оставалась гладкой и ослепительно черной. – Ты сдохнешь, – почти ласково пообещала она, – и никто этого не заметит. В вашем мире такие, как ты, дохнут тысячами, что с того?
Она сделала паузу.
– Тебе куда сказали идти? – черные ноздри затрепетали, но Черная Вилена сдержала ярость. – А ты куда идешь?
