Роберт Говард - Василий Головачёв представляет: Золотой Век фантастики
Здесь не было комаров. Спасибо и на том. Хотя, как напоминание о доме, их можно было бы и потерпеть… Он поворочался и заснул.
Глава 5
Рано утром они пустились в путь уже втроем: Хольгер и Хуги верхом на Папиллоне, а над ними — превратившаяся в лебедя Алианора. Она то летела над их головами, то взмывала высоко вверх и кружила в небе, то исчезала далеко впереди за кронами деревьев, чтобы через минуту вновь показаться в небе над ними. Поднималось солнце, поднималось настроение у Хольгера. По крайней мере, теперь у него были цель и неплохая компания.
Продвигаясь все дальше к востоку, к полудню они достигли самой высшей точки. Это была дикая, продуваемая всеми ветрами местность, усеянная острыми скалами, между которыми шумели водопады. Трава здесь была жесткой и редкой, а деревья — корявыми и низкорослыми. Хольгер осмотрел горизонт, и ему показалось, что на востоке разлита в воздухе какая-то странная темнота.
Тут Хуги затянул хриплым голосом песенку, изобилующую непристойностями. Не желая остаться в долгу, Хольгер в ответ спел «Шотландского старьевщика» и «Бастард — король Англии», на ходу переводя их с легкостью, изумившей его самого. Карлик рычал от смеха. Когда Хольгер, войдя во вкус, начал петь «Трех ювелиров», на них упала тень. Он поднял голову и увидел, что лебедь, с интересом прислушиваясь, парит над ними. Слова песенки, предназначенной отнюдь не для девичьих ушей, застряли у него в горле.
— Эй, давай дальше! — пнул его Хуги. — Песенка что надо! Ха!
— Я… забыл, что дальше, — промямлил Хольгер. Он ужаснулся, представив, как посмотрит в глаза Алианоре, когда они остановятся на привал. Вскоре они действительно расположились на круглой полянке под скалой, в основании которой темнел заросший кустарником вход в пещеру. И девушка, вновь в человеческом облике, подошла к нему летящей походкой…
— Дорога с тобой, сэр Хольгер, полна музыки, — улыбнулась она.
— Э-э-э… благодарю… — буркнул он.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты вспомнил, что же приключилось дальше с этими золотых дел мастерами, — сказала она. — С твоей стороны просто жестоко оставить их на крыше.
Он искоса взглянул на нее и не увидел насмешки — только живой интерес. Понятно, в каком деликатном окружении она здесь росла… Но смелости допеть песенку до конца у него, конечно, не хватит.
— Я постараюсь вспомнить, — соврал он. Вдруг кусты затрещали, и из пещеры вывалилось странное существо. С первого взгляда Хольгер решил, что перед ним какой-то безобразный мутант, но, присмотревшись, понял, что видит вполне нормального представителя еще одной здешней гуманоидной расы. Существо было несколько выше Хуги и значительно шире. Мощные руки свисали до колен. Голова была большой и круглой, с плоским носом, острыми ушами и словно прорезанным бритвой ртом. На серой коже не росло ни единого волоска.
— Ах, это Унрих! — воскликнула Алианора. — Я и не знала, что ты забираешься так высоко в горы.
— Ха! Труды наши ведут нас, — отвечал Унрих, оглядывая Хольгера пристальным взглядом круглых глаз. Из одежды на нем был только кожаный фартук. В руке он держал молоток. — Мы новую штольню бьем. Золото тут лежит, в оной горе.
— Унрих — гном, — объяснила Алианора. — Нас когда-то познакомили барсуки.
Вновь прибывший жаждал, конечно, услышать новости. Хольгеру пришлось рассказать свою историю с самого начала.
Выслушав его, гном сердито сплюнул.
— К замку тому, куда вы спешите, мало кто приязнь питает, — сказал он. — А ныне особенно, когда Срединный Мир орды свои сзывает.
— Что верно, то верно, — поддакнул Хуги. — Хлеба-соли в Альфриковом замке не жди.
— Слышал я, что эльфы и тролли временный союз заключили. А когда кланы оные воедино сбиваются, тут жди чего-то великого.
Алианора нахмурилась.
— Мне это не нравится, — сказала она. — Я тоже слышала, что черные маги без всякой опаски нарушают границы Империи и ведут себя так, будто бастион Порядка уже рухнул и препон для Хаоса нет.
— Бастион наш — святое заклятие, на Кортану наложенное, — подхватил гном. — Только ныне меч оный погребенный покоится в месте тайном и недоступном. А ежели его и отыскать, то кто же тогда его поднять на врага сможет?
Откуда Хольгеру знакомо это имя — Кортана? Унрих полез в карман фартука и, к изумлению датчанина, достал грубо вырезанную трубку и мешочек с чем-то очень похожим на табак. Ударив несколько раз куском кремня о железо, он высек огонь и глубоко затянулся. Хольгер проглотил слюну.
— Опять эти твои фокусы с глотанием дыма, — пробурчал Хуги.
— А мне нравится, — степенно ответил необычный гном.
— И правильно, — не выдержал Хольгер и процитировал: — «Женщина — всего только женщина, а хорошая сигара — это ритуал».
— Никогда не видела, чтобы люди подражали демонам в этом, — подняла брови Алианора.
— Одолжи мне трубку, — попросил Хольгер гнома. — И я покажу.
Тот скрылся в пещере и через минуту вернулся с большой вересковой трубкой. Хольгер набил ее, высек огонь и с наслаждением затянулся. Зелье было до чертиков крепким, но не хуже того, что курили в Дании во время войны. Хуги и Унрих захохотали. Алианора прыснула.
— Сколько ты хочешь за это? — спросил Хольгер. — Есть у меня епанча, так я готов поменять ее на эту трубку с кресалом и кисет табака.
— Идет, — поспешно кивнул Унрих. Хольгер понял, что продешевил.
— По справедливости, ты мог бы добавить немного еды, — вмешалась Алианора.
— Ежели просишь об этом ты… — Унрих снова исчез в пещере.
— Вы, люди, непрактичная раса, — вздохнула Алианора.
И вот они снова в пути, разбогатевшие на несколько караваев хлеба, голову сыра и кусок ветчины.
Местность становилась все более дикой и мрачной. Странная темнота на востоке приближалась.
К вечеру они достигли соснового бора и остановились. Алианора рьяно взялась за сооружение шалаша. Хуги занялся ужином. Хольгер оказался не у дел. Впрочем, наблюдать за хлопотами девушки тоже было занятием, и не самым неприятным.
— Утром, — сказала она, когда опустились сумерки и путешественники уселись вокруг костра, — мы войдем в Фей-ери. И положимся на судьбу.
— А почему там, на востоке, такая темень? — спросил наконец Хольгер.
Алианора взглянула на него с удивлением.
— Воистину прибыл ты издалека, или кто-то наложил на твою память заклятие, — сказала она. — Всем известно, что фарисеи не выносят дневного света и потому царит у них вечный сумрак. — Ее лицо в свете костра сияло молодостью и красотой. — И если когда-нибудь победит Хаос, то этот сумрак на весь мир разойдется, и тогда никому не видать ни солнца, ни зеленой листвы, ни даже маленького цветка. Вижу, что ты и впрямь на стороне Порядка. — Она задумалась. — Но и в Фейери предивные красоты имеются.
