Линси Сэндс - Высокий, тёмный и голодный
Позволив шнуру раскрутиться, она легла на бок и свободной рукой пробежалась по одеялу, лежащему под ней. Именно им она была укрыта, когда проснулась в субботу утром. Терри видела его на кровати Бастьена в хозяйской спальне и знала, что он, должно быть, перенес ее на постель и укрыл им. Он не просил вернуть одеяло, да она и не думала об этом. Но, по правде говоря, ей не хотелось его возвращать. Оно так приятно пахло.
Улыбаясь, Терри зарылась в одеяло и вдохнула аромат: оно до сих пор хранило запах Бастьена, который ей так нравился. Девушка решила спросить, каким одеколоном он пользуется. Возможно, когда-нибудь она сделает ему такой подарок.
— Терри!
— Да! — Терри встрепенулась и виновато села на кровати, чувствуя себя смущенно, несмотря на то, что Кейт не могла видеть, чем она занималась.
— Ты счастливица. Бастьен замечательный человек. Он умен, трудолюбив, красив. Настоящий джентльмен. Он…
— Кейт, — прервала Терри. — Мы всего лишь идем в музей. Это не свидание. Человек просто проявляет гостеприимство, пока тебя нет.
— Угу, — ее кузина явно не была в этом убеждена. — Хорошего вам отдыха. И передавай ему привет от нас. Мы позвоним через несколько дней, чтобы узнать, как развиваются ваши отношения.
— Между нами ничего нет, нечему развиваться, — возразила Терри. Но она говорила в никуда. Кейт уже отключилась. Терри с тревогой посмотрела на трубку, которую держала в руке. Бог мой! Девушка побледнела. Кейт с Люцерном явно не в своем уме.
Они с Бастьеном просто собирались в музей, а эти двое все неверно истолковали. Черт побери, да она вообще не надеялась, что парень когда-нибудь пригласит ее на настоящее свидание. А эта парочка их уже поженила.
Покачав головой, Терри положила трубку и рухнула на постель. А ей еще нужно одеться и уложить волосы. Она должна быть готова через пятнадцать минут.
— Ой! Смотри!
Бастьен улыбнулся, как только Терри бросилась к другой экспозиции: к работам в эмали, серебре, позолоченном серебре и золоте.
— Реликварий[35] Истинного Креста (ставротека), конец восьмого, начало девятого веков, византийский, — прочитала она вслух, когда подошел ее спутник. Терри отступила, поворачивая голову то влево, то вправо, затем покосилась на Бастьена и произнесла: — Уродливо, правда? Выглядит, как работа Пикассо.[36]
Бастьен посмотрел на экспонат и кивнул. Он вынужден был согласиться, так как предмет действительно был похож на произведения столь знаменитого художника и скульптора. Но Терри даже не видела, как он качнул головой. Она заметила другой экземпляр и бросилась к нему с тем же «ой, смотри».
Тихо посмеиваясь, Бастьен последовал за ней. Следующий образец представлял собой небольшой ящик в форме дома, семь или восемь дюймов высотой и примерно такой же в ширину.
— Реликварий Бурса, ранние девятисотые годы, Северная Италия, кость, медь, позолота, дерево, — прочитала она ему, а затем вздохнула. На этот раз Терри не двинулась с места, когда решила изучить предмет, а наклонилась ближе, затем медленно обошла вокруг витрины. — Посмотри на детали, — сказала она с благоговением, сделав круг и встав перед экспонатом. — Не могу поверить, что в то время могли выполнять такую тонкую работу. Должно быть, у кого-то это заняло вечность.
— Да, — сказал Бастьен, подходя к образцу искусства ближе, чтобы взглянуть на него по-новому.
— Ой! Смот…
Бастьен удивленно повернулся, как только прозвучала привычная фраза. Терри с тревогой уставилась на него. Прежде чем он успел спросить, что случилось, она выпалила:
— Извини. Я, наверное, свожу тебя с ума, дергая то туда, то сюда. Я…
— Нисколько, — заверил он ее. — Я наслаждаюсь. А твой энтузиазм еще больше этому способствует.
— Правда? — недоверчиво переспросила девушка.
— Правда, — ответил Бастьен. Его рука двинулась по собственной воле, чтобы успокаивающе пожать ее руку. И это было правдой. Он не мог представить себе более приятного спутника, чем она. Ее энтузиазм и трепет не только привлекали, но были заразительными. Такие ощущения Бастьен не испытывал уже долгое время. Он чувствовал то же самое на блошиных рынках и уличных ярмарках. Ее радость простым вещам, смех и наслаждение каждой прогулкой влияли на него, делая его собственное удовольствие более сильным.
Терри улыбнулась, когда ее взгляд скользнул к их переплетенным рукам. На щечках появился румянец.
У Бастьена возникло непреодолимое желание наклониться и поцеловать девушку, но они находились в самом центре экспозиции по Средневековому Христианству. Не самое удобное место для поцелуев. Поэтому он отпустил ее руку и посмотрел на другой предмет искусства.
— Ой! Смотри! — он слегка поддразнил ее. — Еще один реликварий.
Терри усмехнулась и подошла к стеклу.
Вскоре ее смущение исчезло, и она снова начала вскрикивать то перед статуей, то перед картиной.
Бастьен следовал за ней, наслаждаясь ее поведением также сильно, как и выставкой. К тому моменту, как они решили сделать перерыв, чтобы перекусить, он пришел к выводу, что эта женщина сама по себе была произведением искусства. Ее непринужденная естественная способность получать удовольствие от всего притягивала. Терри была такой же бесценной, как любой из предметов, находившихся здесь. Она была сокровищем, которое ему повезло встретить на своем пути.
— На улице так хорошо. Почему бы нам не взять все это и не поесть в тени? — предложила Терри, когда кассир возвращала ей мелочь. Его спутница настояла на оплате продуктов, к тому же была быстрее, чем Бастьен. Он подозревал, что большинство женщин радовалось бы, если бы он оплачивал каждый счет. Терри отличалась от всех. Для нее не имело никакого значения, что он богат и может с легкостью позволить себе то, чего не может она. Терри все равно хотела внести свой вклад.
— Звучит здорово, — согласился он, взял клубничные смузи[37] с прилавка, позволяя ей забрать сандвичи, и вышел из кафе.
— Не могу поверить, что уже так поздно, — заметила Терри, как только они уселись на каменном парапете, который опоясывал музей. — Утро так быстро пролетело.
— Да, — пробормотал Бастьен, сосредоточившись частично на сандвиче, который разворачивал, частично на пожилом джентльмене, который уселся на выступе рядом с ними. Мужчина держал в руке сумку с хлебом. Пока Бастьен ел, то наблюдал, как человек достал немного хлеба, разломил и бросил птицам, которые быстро начали клевать. Довольно скоро слетелось огромное количество разнообразных пернатых: маленьких и больших. Бастьен не знал всех названий, но приметил малиновок, голубей и серых дроздов. Во всей этой куче голуби оказались проворнее всех, и он смотрел, как они начали приближаться, жадно хватая кусочки хлеба, которые бросал человек. Стало очевидно, что тот часто сюда приходил, поскольку более наглые птахи выхватывали хлеб из его правой руки и даже садились на него.
