Виктория Дьякова - Камни Юсуфа
— Что случилось? — чуть хриплым голосом спросил он с тревогой. Из-за его спины испуганно выглянула взъерошенная Стеша. Вассиана промолчала и отошла от двери. Однако возвращаться она не спешила.
— Давай, одевайся и иди к себе, Стеша, — услышала она недовольный голос князя из покоев. — Быстро, быстро давай. Я сам оденусь, не трогай ничего.
Вскоре мимо Вассианы проскользнула Стеша, закрывая лицо платком. Вслед за ней вышел Никита, на ходу застегивая ворот рубахи:
— Что случилось? — еще раз спросил он.
— Волки страшно воют, — тихо ответила Вассиана, неотрывно глядя ему в глаза. — Князь Алексей спит, не хотела будить его, намаялся он. А вот вышла, слышу, ты еще не спишь. Может, сходишь, посмотришь, что там? Как бы во двор не забрались.
— Волки воют, верно, — прислушался Никита, — близко черти подобрались. Опять в хлев метят на теленка новорожденного, как чуют. И собаки лают, как остервенелые. Сейчас, кистень возьму. Иди, спи, я посмотрю все.
— Нет, — отрицательно покачала головой Вассиана, — не спится мне, я с тобой пойду.
— Озябнешь… — он окинул взглядом ее легкий прозрачный наряд, не сумев скрыть восхищения тем, на что и смотреть не имел права.
— А я платок накину… — и добавила почти шепотом: — Глаза у тебя итальянские, Никита, солнечные…
Князь смутился.
— Русич я, Вассиана, и на какого-то черномазого Джованни походить не хотел бы.
Гречанка отвела взгляд и грустно улыбнулась.
Витя тоже проснулся от воя волков. Вообще, спать на поставленной к стене деревянной лавке, покрытой медвежьей шкурой, с сапогами под головой, да еще накрывшись вонючим войлочным одеялом, было непривычно и крайне неудобно. К тому же, народу в поварне собралось: кто на полу, кто на лавках да на скамейках, воняет от всех, хуже чем в армии, даром что в бане сегодня парились. А тут волки вой подняли — громко, словно под лавку забрались.
— Отлить пойти, что ли? — Витя поднялся, дошел до двери, отворил ее и тут же шарахнулся назад в сумрак комнаты: по двору к озеру брели князь Ухтомский и княгиня Вассиана, закутанная в цветную персидскую шаль. Волки выли все злее, но оба они, как казалось, были намного меньше Вити озабочены их близким присутствием.
— Вот и фарт мой пришел… — тихо пробормотал Растопченко и побежал назад к лавке, обуваться.
Подойдя к краю берега, княгиня откинула шаль и взобралась на большой гранитный валун. Лунный свет освещал ее красивую стройную фигуру, безупречную даже по стандартам придирчивого витиного века, избалованного женской красотой. Стоя на камне, она держала в руке зажженную свечу, которую прятала до того под шалью. Она подняла руку со свечой, все тело ее, облитое лунным светом, казалось совершенно обнаженным.
Отбросив ружье, Никита осторожно обхватил ее за талию и снял с камня. Потом, держа на руках, опустил голову на ее высокую грудь.
Некоторое время он крепко прижимал ее к себе, затем поставил на землю. Свеча погасла. Подхватив шаль, княгиня заспешила к дому, но Никита задержал ее, подняв волочившийся по земле край шали, и прижал его к лицу. Вассиана выдернула у него шаль и быстро скрылась на крыльце. Проводив ее взглядом, князь Ухтомский тоже подошел к дому и уселся на ступенях.
«Ай, да Витя, ай да сукин сын, — похвалил себя Растопченко, переврав великого поэта, который, впрочем, все равно еще не родился. — Вовремя проснулся!»
Он лежал у стены, совершенно невидимый в ночном сумраке, и пытался ответить себе на вопрос, почему ему не понравилась свеча в руках княгини. С одной стороны — влюбленные голубки просто хотели остаться вдвоем. С другой — уж очень ненатурально махала она свечой, словно знак кому подавала. А огонь-то, небось, далеко видать…
И тут он неожиданно понял, что не один наблюдал за прогулкой княгини несколько минут назад. От хозяйственных построек отделилась темная фигура, закутанная в плащ, и быстро пробежав, скрылась за домом.
Сидя на крыльце, князь Ухтомский видеть ее не мог. Кто это был, Витя заметить не успел. Но интуиция разведчика подсказывала ему, что, судя по всему, это был испанец де Армес. Как-то не по-русски побежал, не по-нашему.
Что такое бегать по-русски, Витя и сам объяснить не мог, но был уверен, что не ошибся.
Только что этот испанец тут по ночам ошивается? Он же на галере ночует. Леха говорил, ночью Гарсиа доступа в усадьбу не имеет, комнат ему тут не отведено. Похоже, вынюхивает что-то. Тоже мне, Отелло…
Витя прижался к земле, ожидая продолжения, и неожиданно для себя задремал. Но почти тут же его разбудил глухой топот копыт по земле. Вскочив, бывший чекист увидел всадника, всего в черном, который вылетел галопом из-за угла дома и понесся к воротам усадьбы. Длинные черные темные волосы развивались за его спиной.
«Вассиана! — мелькнуло у Вити в голове. — Что-то неладно.»
— Вассиана! Стой! Куда! — князь Никита сбежал с крыльца и попытался остановить ее. Но, едва не сбив его с ног, всадница пронеслась мимо, ворота усадьбы распахнулись, и княгиня исчезла в темноте. Никита бросился к конюшне.
Появились заспанные, растерянные конюхи и подворники, не понимающие спросонья, что происходит. Наконец кто-то принес свет. Князь Ухтомский уже вскочил в седло, чтобы мчаться за княгиней, но тут на крыльце появился князь Белозерский.
— Что происходит? Почему Вассиана ускакала? Отвечай! — властно потребовал он от Никиты.
Никита спрыгнул с седла и передал ему своего коня:
— Скачи за ней! Волков много — задерут.
Алексей молча смотрел на него. Взгляд его был жестким.
— С моей стороны беды не жди, — глухо произнес Никита, не отводя глаз. — Ты же брат мой. Деды наши и отцы дрались вместе. Мой отец тебя как сына родного любил. Мы кровь свою в походах проливали, Ивана схоронили. Я желаниям своим — хозяин. Княгиня перед Богом твоя.
— Смотри, Никита, коли что…
— Знаю, государь. Торопись. Как бы не заплутала княгиня. Не знает она здешних мест.
Князь Алексей вскочил на коня и поскакал за Вассианой, вслед за ним помчалось еще трое холопов. Никита подошел к озеру и, скинув сапоги да шелковые порты из объяри, в рубахе бросился в прохладную ночную воду. Все стихло. Переполошившийся было народ, успокоился, большинство снова пошли спать, а остальные дожидались князя, позевывая у ворот. Вдруг вдалеке раздался выстрел. Князь Ухтомский, уже переодевшись, насторожился и, толкнув посапывавшего на ступенях Сому, приказал: «Коня седлай! Саблю неси! Хватит спать, Сомыч!»
Но не успел даже Сома досмотреть последний сон, как в ворота усадьбы ворвался один из смердов, уехавших с князем. Лицо его было окровавлено.
