Надежда Башлакова - Волчонок
Как только родители уснули, он выбрался из-под одеяла, разделся догола, стянув через голову длинную ночную сорочку, в которой до этого момента спал и небрежно кинул её на кровать. Вряд ли она ему пригодится после того, что он собирался совершить. Затем он вышел из дома и только тогда зажёг заранее приготовленную свечу.
Спустившись в подвал, он собрал в мешок все, что ему требовалось для свершения обряда, и отправился в лес, что начинался сразу же за самыми огородами.
Отойдя на безопасное расстояние, с которого никто не должен был рассмотреть отблеска костра, он вытащил из кустов заранее заготовленный хворост и вскоре огонь уже сухо потрескивал, освещая небольшое пространство вокруг себя, а заодно и вокруг скорчившейся недалеко от него в три погибели детской фигурки.
Тогда мальчишка приступил к следующей фазе своего плана. Вытянув изуродованное тело хищника из мешка, он достал нож и принялся уродовать его дальше. Несмотря на то, что основная работа с мёртвым волком уже была проведена, то есть шкура содрана, голова покоилась на ней, но отнюдь не на шейных позвонках, а также вырезаны мягкие местинки волчьего тела, что вполне могли оказаться съедобными, он до сих пор ещё не был до конца выпотрошен. Собственно говоря, этим мальчишка теперь и собирался заняться.
Весь перепачкавшись в волчьей крови, он наконец-то добился желаемого результата, но отнюдь не своей конечной цели. Шкура, сердце, мозг и филейные части волка уже лежали перед ним на траве, всё же остальное, в чём не было больше нужды, валялось чуть в стороне бесформенной кровавой массой.
— Что дальше…. — Задумчиво пробормотал скрючившийся над всем этим безобразием маленький человечек и тут же приступил к дальнейшим действиям.
Вначале он слегка обжарил волчью плоть, но слишком торопился, и мясо при этом получилось полусырым, то есть с кровью, но может быть, оно так было и к лучшему. Затем он, полностью нагой, с полным отсутствием брезгливости, натянул на себя ту шкуру, которую так страстно желал иметь своей собственной. Влажная кровавая масса неприятно липла к коже, но он того совсем не замечал. Мечта, к которой он так стремился, казалось, приблизилась к нему на расстояние одного шага. Вот она, стоило только пошевелить рукой или ногой и ты дотронешься до неё, коснёшься того заветного о чём мечталось, что ждалось. Он ощущал невообразимое возбуждение, испытываемое им ранее только единожды, когда он впервые повстречал истинного оборотня. Оборотня, которого его родня и соседи, в конце концов, чуть не пришибли. А жаль! Теперь он вряд ли поделится с ним своими секретами, а о том, чтобы он отдал ему часть своей жизненной силы и речи идти не могло. Но ничего, он упрям, он всё равно добьется того, чего так страстно желает и как знать, может им ещё придётся встретиться и тогда они ещё посмотрят, кто из них сильнее.
Он уселся на траву, скрестив ноги, и принялся впиваться белыми зубами попеременно, то в не прожаренное мясо, то в сырые волчьи мозги, то в такое же сырое сердце. Что ж, пища эта была не столь приятна на вкус как его излюбленные лакомства, но и не так противна как могло бы показаться на первый взгляд. Пожалуй, он даже очень бы желал, чтобы она стала его каждодневной едой. И от этих мыслей он и впрямь начал чувствовать себя волком и оттого-то ему вдруг показалось, что процесс трансформации уже задействовался. Но обряд ещё не был завершён, так что не стоило останавливаться на достигнутом.
Мальчишка доел всё без остатка, даже пальцы кровавые облизал, потом затушил огонь, встал на четвереньки и в таком состоянии, побросав на месте своего столь позднего ужина, всё как есть, отправился к тому сараю, где старый волк перед тем пошалил. Там должна была остаться уйма волчьих следов, а прошедший перед тем небольшой дождик должен был наполнить водой хотя бы один из них.
Так и есть, один чёткий отпечаток лапы он и правда нашёл. Мальчишка знал, что этот отпечаток принадлежит именно тому волку, в шкуру которого он был обряжен и чьей плоти он недавно вкусил. Тогда он дождался, пока луна поднимется настолько, чтобы начать отражаться в этой небольшой странного вида лужице. Когда это произошло, он понял, время пришло!
Наклонившись к этому едва заметному даже при свете полной луны следу, он на собачий манер принялся хлебать из него грязную дождевую воду. Несмотря на подмешанную в неё летнюю грязь, она приятно поползла по пищеводу, сразу же, как только он её глотнул, при каждом новом глотке смывая вместе с собой и остатки звериной крови, что имели неосторожность задержаться в человеческом рту. Ощущение становления волком несколько возросло. Значит, он на правильном пути. Быть ему после сегодняшней ночи оборотнем. Как пить дать быть!
Всё так же стоя на четвереньках, он принялся слегка раскачиваться из стороны в сторону, читая услышанный недавно заговор и заученный им наизусть. Слова слетали с уст сами собой, и шёпот его разносился по окраине тихого ночного леса, куда редко приближалось любое дикое зверьё, считая эту его часть полностью отвоеванной человеком, а потому осквернённой, далеко, устремляясь всё больше в сторону от деревни, стремясь туда, куда стремилась и его душа.
— В те поры поучился Волх ко премудростям:
А и первой мудрости учился
Обёртываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он Волх
Обёртывается серым волком,
Ко третьей-то премудрости учился Волх
Обёртываться гнедым туром-золотые рога.
А как исполню-ка я все премудрости
И как стану-ка я волком серым
Волком серым с душою злющею
Отплачу тогда я всем своим обидчикам
И не быть впредь моим врагам человеками.
Дочитав последнюю строку, он издал некий звук, очень отдалённо напоминающий волчий вой, хотя ему это казалось совсем не так, так как он себя и впрямь уже считал оборотнем. Оттого-то он и забрался под ближайшую ель, полностью скрывшись под её зелёнными лапами, свернулся калачиком, да так и уснул под нею до самого утра, да до утра позднего.
Поутру его разбудил тихий смех, да чьё-то глупое хихиканье.
— Посмотрите на него, в кого вырядился. — Прошептал кто-то тоненьким голоском.
— Чучело огородное. — Согласился с ним голос другой.
Мальчишка резко открыл глаза, но взгляду его предстал только коричневый ствол, да обширные зелёные лапы дерева, что так любезно предоставило ему свои ветви в качестве убежища. Значит тот, кто произнёс эти слова, находился где-то позади него. А где он сам, собственно говоря, вообще находится?
И тут воспоминания стремительной волной пронеслись от его кладовых памяти в разные стороны, да разошлись по всему телу. Ну, конечно же, он же теперь волк!
