Ненси Верайн - Меч Бури
– Кендер – твой друг. Сдается мне, он ушел и оставил тебя, чтобы ты взял на себя ответственность за наш покой, вахту… а может быть, и Меч тоже.
– Я? – Станах протестующе фыркнул. – А куда я с Мечом пойду теперь? Ну да, обратно, в Торбардин, – если смогу дойти. Думаешь, я мог бы убить тебя спящего? Впрочем, ты хорошо знаешь, что мне не выйти из этого леса, буду блуждать, пока не умру. – Станах мрачно улыбнулся. – Лавим говорил: кто вошел в Эльфийский лес, не выйдет из него, пока сам эльф не покажет ему дорогу. Я подожду до утра, а утром мы еще поговорим об этом, согласен?
Тьорл, доверявший гному в городе, теперь, в лесу, ему не доверял. Однако самому лесу он верил. Действительно, куда уйдет Станах, если он боится Квалинести? Слова гнома звучали в общем убедительно, но все же Тьорл сомневался в их правдивости…
Замерзнув, почувствовав, как донимает ее сырость, Кельда свернулась калачиком и замерла. Она слышала рассказ Станаха и поняла: лежащий у нее под рукой меч – не обычный клинок с красивой рукоятью.
Разбудили ее как раз голоса Станаха и Тьорла, хоть и приглушенные. Впрочем, она была рада, что проснулась: во сне ее мучили кошмары. Она и не думала подслушивать, но стала прислушиваться, поняв, что говорят о мече, а когда услышала его имя, почувствовала себя совершенно несчастной.
«Хаук! Неужели он мертв? Или он до сих пор пленник этого Рилгара?»
Кельда как можно крепче сомкнула глаза. Она вспомнила его руки, большие и мозолистые, вспомнила, как он положил меч – Меч Бури – к ее ногам. Она вспомнила его улыбку и голос – прерывающийся, когда он просил у нее прощение. Что же с ним случилось?
«Если он жив, он у Рилгара. По мне, в таком случае уж лучше смерть», – вспомнила она слова гнома.
Тьорл спал рядом с ней. У костра дежурил Станах. Огонь золотил серебряную серьгу у него в ухе и окрашивал красным его густую черную бороду. Он взял в руку толстую ветку, чтобы бросить ее в огонь, и тут увидел: Кельда привстала. Он ничего не сказал, только кивнул. Кельда поправила волосы и протянула ему еще одну ветку.
Он взял ветку и сказал «спасибо». Кельду удивило, что его голос, глубокий и громыхающий, когда он говорил с Тьорлом, может быть таким нежным, как сейчас. Кельда улыбнулась Стамаху, и его глаза немного повеселели.
Она поднялась, подошла к костру и села рядом с ним.
Кельда сидела на земле, прислонившись к бревну, и не могла отвести глаз от танцующих языков пламени.
…Огонь, жаркий, как пламя сотни факелов, вырвался из пасти дракона. Крыша родного дома загорелась, Кельда в ужасе закричала. Затем пламя охватило весь дом. Кельда увидела в окне лица ее матери и брата. Мальчик кричал, в отблесках пламени слезы на его лице были цвета крови. Мать закрывала мальчика, как будто верила, что своим телом сможет защитить его от нестерпимого жара.
И вот уже ничего не видно, только два человеческих тела в огненном доме…
Жар костра не согрел Кельду. Костер, напомнив ей о смерти брата и матери, вызвал у девушки ледяную дрожь во всем теле.
– Станах, а где Лавим?
Тот пожал плечами.
– Да кто его знает? Ушел по каким-то своим кендерским делам. К рассвету, я думаю, вернется.
Глянув вдаль, он больше ничего не добавил.
– А мы хоть поблагодарили тебя за наше спасение? – тихо спросила Кельда.
Он ответил не сразу, молчал, как бы задавая тот же вопрос самому себе.
– Нет, – наконец произнес он.
– Прости меня за такую оплошность. Конечно, мы должны были сделать это раньше. Спасибо тебе. Если бы не вы с Лавимом, Тьорла бы убили, да и меня тоже. – Говоря. это, она запиналась: шипение веток в костре сейчас напомнило ей только что снившийся кошмар.
Станах покачал головой.
– Не думай об этом. Забудь, считай, что ничего такого не было. Лучше скажи, как ты оказалась с Тьорлом на той дороге?
– Я пришла попрощаться с ним. Он уходил из города.
– Вот как?
Заметив недоверие в его глазах, Кельда смутилась.
– Нет, я сказала не совсем то, что хотела. Я ведь познакомилась с ним всего за день или за два до этого. Когда Хаук отдал меч мне, а затем сам пропал, я хотела отдать меч Тьорлу. Но он его не взял. Он сказал, что Хаук может в любой день прийти за ним.
Станах улыбнулся. Теперь он все понял. Тьорл девушке вовсе не был интересен – она все время думала о пропавшем Хауке. Он услышал подтверждение этого в ее голосе и увидел в, ее взгляде, когда она посмотрела на Меч Бури. Меч мог быть каким угодно некрасивым, его рукоять могла быть сделана не из золота, а из свинца, а сапфиры могли быть простыми камешками, поднятыми со дна ручья, но меч принадлежал Хауку, и только это было существенно для Кельды.
Но Тьорла, однако, кроме судьбы Хаука, интересовало еще кое-что – его интересовала сама девушка. Это Станах отлично понял. Глаза эльфа могли быть твердыми, как сапфиры в рукояти Меча Бури, но когда он смотрел на Кельду или говорил с ней, они небыли такими. Это нужно будет всегда иметь в виду.
– Кельда, – обратился к ней Станах, – а твоя семья не будет беспокоиться, что ты куда-то подевалась?
– Мой отец, и моя мать, и мой маленький брат… – Кельда громко вздохнула, – все они мертвы. У нас была ферма в долине. Но вот прилетел дракон и…
Станах посмотрел сперва на огонь, потом на лес. Сколько же страшного за свою короткую жизнь пришлось уже пережить девушке!
– Успокойся, Кельда, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, – успокойся.
Она снова вздохнула.
– У меня никого, никого не осталось. «С точки зрения людей, она очень хорошенькая», – подумал Станах. Он искоса взглянул на Кельду. Сколько ей лет? Трудно сказать. Может быть, двадцать… Высокие и русоволосые сыновья соседних фермеров, вероятно, сравнивали ее зеленые глаза с ночными светлячками; но сейчас здесь, в темном лесу, они были похожи просто на глаза потерявшегося ребенка, испуганно глядящего на обезумевший мир.
Двадцать лет! Станах, который – как и любой гном – в: двадцать лет еще был малым ребенком вообще не мог понять: как же можно считать взрослым кого-либо из существ, проживших еще так немного? Он и сейчас видел в Кельде только ребенка.
Станах попытался осознать, почувствовать, что означает для человека потеря семьи, но не смог. У гномов, кроме близких родственников, есть кланы – кланы, дающие им силы и поддержку во всех случаях, но у людей все, кто не входит в состав семьи, считаются чужими. За какое-либо особо тяжелое преступление или тяжкий грех гном мог быть изгнан из клана, и это было для любого гнома самым тяжелым наказанием. Про Кельду сейчас можно было сказать: все члены ее клана умерли.
Гном содрогнулся: «умерли все члены клана!» Он раздул поярче костер, и в ночном воздухе заплясали искры. Свет костра отразился на золотой рукояти Меча Бури и замерцал в сапфирах.
