Глен Кук - Десять поверженных
– Что с полковником Зуадом?
– Еще не помер.
– Он упрям, – сказал скупой на комплименты Ворон.
– Добыли какие-нибудь имена? – спросил меня Элмо.
У меня был целый список. Элмо остался доволен.
– Пойдем-ка, – сказал Меняющий. – Пока не ударил Хромой.
Одноглазый выдал нам пароли. Напуганный и убежденный в том, что не готов к этому, я еще более был уверен, что не испытываю никакого желания войти в число тех, кого отобрал сам Меняющий. Тем не менее я устало потащился вслед за Поверженным.
Я не заметил, как это произошло. Я только поднял глаза и увидел, что меня окружают незнакомцы. Я что-то злобно пробормотал Меняющему в спину.
Ворон засмеялся. И тогда до меня дошло. Меняющий накрыл нас своими чарами. Мы все были в высоких чинах людей повстанческого племени.
– Ну, и кто же мы? – спросил я. Меняющий указал на Ворона.
– Твердый, член Круга. Шурин Кочерги. Они ненавидят друг друга так же, как Ловец и Хромой. Теперь Элмо.
– Майор Риф, начальник штаба Твердого. А ты – Мотрин Ханин, самый злобный из когда-либо существовавших убийц.
Мы ничего не слышали ни об одном из них, но Меняющий заверил нас, что их присутствие не вызовет вопросов. Твердый постоянно мотался по Форсбергу и за его пределами, осложняя жизнь брату своей жены.
Хорошо, подумал я. Все здорово и прекрасно. А вот как насчет Хромого?
Что мы будем Делать, если появится он?
Люди, которые держали полковника Зуада, были скорее смущены, чем удивлены, когда Кукурузник объявил о прибытии Твердого. Они торопились выслужиться перед Кругом и не задавали вопросов. Очевидно, у настоящего Твердого был отвратительный и непредсказуемый характер.
– Покажите им узника, – сказал Меняющий. Один из повстанцев одарил Меняющего взглядом, который говорил: Ну, погоди же, Кукурузник.
Здесь была просто целая толпа повстанцев. Я почти слышал, как Элмо разрабатывает план нападения на это место.
Они провели нас в подвал, через хитро запирающиеся двери, а потом еще ниже, в помещение с земляными стенами и потолком, подпираемым разными стойками и бревнами. Казалось, вся эта обстановка создана чьим-то дьявольским воображением.
Камеры пыток, конечно, существуют, но основная масса людей их никогда не видела. И поэтому они никогда по-настоящему в них не верили. Я тоже до. сих пор ни разу не видел ни одной.
Я осмотрел все приспособления, посмотрел на Зуада, привязанного к огромному, причудливой формы стулу и удивился, почему Леди считают такой уж злодейкой. Повстанцы говорили, что они добрые ребята, которые борются за права, свободу и достоинство человека, но их методы были ничем не лучше, чем у Хромого.
Меняющий шепнул что-то Ворону. Тот кивнул. Я подумал, а как же мы будем улавливать намеки и понимать друг друга? Мы почти ничего не отрепетировали.
А эти люди ждут, что мы будем действовать как Твердый и его головорезы.
Мы сели и стали наблюдать за допросом. Наше присутствие еще больше подстегнуло палачей. Я закрыл глаза. Ворон и Элмо, были менее чувствительны.
Через несколько минут Твердый приказал майору Рифу что-то кому-то передать. Я уже не помню подробностей. Я только чувствовал, что потихоньку схожу с ума. Элмо нужно было выбраться обратно наружу, чтобы он смог организовать облаву.
Все зависело от Меняющего. Мы должны были сидеть тихо, пока он не подаст нам знак. Я приготовился действовать. Когда Элмо перекроет все на верху и паника распространится до самого низа, придется пошевеливаться. Тем временем мы наблюдали за истязанием полковника Зуада.
Хотя по полковнику это не особенно было заметно, но палачи уже поработали над ним. Я думаю, любой бы выглядел опустошенным и съежившимся, попади он к ним в руки.
Мы сидели как три истукана. Я мысленно подгонял Элмо, потому что был приучен получать удовольствие от исцеления, а не от терзания человеческой плоти.
Даже Ворон выглядел неважно. Без сомнения, он неоднократно придумывал различные муки для Зуада, но когда это начало воплощаться в жизнь, его внутреннее человеколюбие все-таки победило. В его духе было просто ткнуть человека ножом – и дело с концом.
Глава 9
Земля зашаталась, как будто громадная нога топнула по ней. Со стен и потолка все посыпалось. Воздух наполнился пылью.
– Землетрясение! – заверещал кто-то. Все повстанцы ринулись к лестнице. Началась потасовка. Меняющий спокойно сидел и улыбался.
Земля вздрогнула опять. Я боролся с инстинктом самосохранения и продолжал сидеть. Меняющий не беспокоился. А с какой стати тогда должен волноваться я?
Он указал на Зуада. Ворон кивнул, поднялся и подошел к нему. Полковник был в сознании и здравом уме. Но он сильно испугался землетрясения. Он с благодарностью посмотрел на Ворона, когда тот начал его развязывать.
Громадная нога топнула опять. В одном углу завалилась поддерживающая опора. Струйка песка начала сочиться в подвал. Остальные балки скрипели и ерзали. Я едва владел собой.
В какой-то момент во время последнего сотрясения Ворон перестал быть Твердым. Меняющий перестал быть Кукурузником. Зуад посмотрел на них, и до него дошло. Его лицо застыло и побледнело. Кажется, Ворон и Меняющий пугали его больше, чем повстанцы.
– Да-а, – сказал Ворон. – Время расплаты. Земля встала на дыбы.
Сверху послышался приглушенный грохот рухнувшей кирпичной кладки. Несколько фонарей упали и погасли. Пыли было столько, что почти невозможно стало дышать. А повстанцы кувыркались обратно вниз по лестнице, оглядываясь назад.
– Здесь Хромой, – сказал Меняющий. Казалось, он не огорчился. Он поднялся и встал напротив лестницы. Он опять был Кукурузником. А Ворон опять был Твердым. Все помещение заполнилось повстанцами. В давке и почти полной темноте я потерял Ворона из виду. Наверху кто-то закрыл дверь. Повстанцы притихли, как мышки. Было слышно, как стучат сердца, когда они смотрели на лестницу и раздумывали, достаточно ли хорошо замаскирована эта тайная дверь.
Несмотря на осыпающуюся землю, я слышал, как наверху кто-то передвигается по подвалу. Шарк-топ, шарк-топ. Как будто инвалид идет. Мой взор тоже застыл на потайной двери.
На этот раз землю тряхнуло сильнее всего. Дверь вылетела внутрь.
Дальний конец помещения осел. Земля заглатывала кричащих людей. Человеческое стадо колыхалось то туда, то сюда в поисках несуществующего спасения. Только Меняющий и я не участвовали в этом. Мы наблюдали с острова спокойствия.
Все фонари погасли. Свет исходил только из пролома наверху лестницы. Он выделял силуэт человека, один вид которого производил зловещее впечатление.
