Андрэ Нортон - Смерть или престол (Книга Дуба)
Зазар остановила ее быстрым взмахом руки. Чуть привстав с циновки, она взяла один из плетеных коробов и достала оттуда гладкую полоску писчей коры, на которой не было следов от прежних записей. Кора полетела к Ясенке. Без слов поняв приказ Зазар, Ясенка достала из огня обуглившуюся ветку и принялась старательно изображать символы, которые так старалась запомнить там, на каменной поляне. Раза два-три ей пришлось остановиться и задуматься, вспоминая детали. Иногда ей вдруг начинало казаться, что она снова очутилась на той площадке и каменное изваяние стоит прямо перед ней… Когда девушка закончила работу, она чувствовала себя так, словно ее выжали досуха.
Зазар поспешно вырвала у нее кору. Запустив руку под зашнурованный жилет, знахарка извлекла из-за пазухи камень, немного похожий на камень силы, помогавший в этот день Ясенке, — только этот был треугольным. Она сняла камень со шнурка и, зажав его большим и указательным пальцами, провела одним углом по символам на писчей коре. И Ясенка ничуть не удивилась тому, что так старательно воспроизведенные ею знаки вдруг засверкали, словно камень осыпал их искрами. Проделав эту операцию, знахарка какое-то время (Ясенке показалось, что это тянулось бесконечно долго) сидела, глядя на светящиеся символы. Возможно, Зазар тоже что-то вспоминала. Ясенка не смела ее об этом спрашивать.
В конце концов Зазар швырнула кору в огонь, и та ярко вспыхнула. Прищурившись, знахарка перевела взгляд на Ясенку — и та напряглась. В недавнем прошлом Зазар смотрела на нее так перед тем, как обрушить на ее плечи розги.
Наконец Зазар нарушила молчание.
— Что сделано, то сделано. Ты, иноземское отродье, не так проста, как я думала. Смотри-ка.
Она подняла указательный палец, легко взмахнула им — и вдруг в воздухе появились прозрачные, но четкие очертания древесного листа. Ясенка изумленно смотрела, как Зазар добавляет к первому изображению еще одно, другой формы, а потом еще и еще. И наконец, в воздухе повисли четыре призрачных листа — бледные, но вполне узнаваемые.
Ясенка обнаружила, что называет их — уверенно, не гадая и не сомневаясь:
— Дуб, Тис, Ясень и Рябина.
— Ни одно из этих деревьев никогда не росло в Трясине! — Зазар щелкнула пальцами, и призрачные листья растаяли. — В тебе есть истинная кровь, иначе ты бы их не увидела — и не узнала бы, видя впервые. Древний дар сильно сказался в тебе. Никогда не говори о нем вне этих стен. Если станет известно о том, что ты сделала, на тебя ополчатся не только жители Трясины. Сюда придут и внешние охотники, которые жаждут заполучить здесь добычу.
— Я не имею желания… — слабо запротестовала Ясенка.
— Мы ничего не можем желать в тот час, когда Ткачихи берут в руки наши нити — случайно или намеренно. — Зазар устремила взгляд в огонь. Пляшущие отсветы пламени упали на ее лицо, и Ясенка вдруг впервые поняла, что знахарка очень, очень стара… а прежде она никогда этого не замечала. — Я видела знаки, но до этой поры не могла понять их значение. Теперь, кажется, я поняла. Слушай внимательно! Начинается время больших перемен, когда старые Дома падут и будут забыты, а на их месте появятся новые. Запомни и вот что, девица: ты — особа высокого происхождения. Оно может привести тебя на трон. Но если ты умна, то не пойдешь по этому пути. Однако тебе надо уходить из Трясины, иначе тебя обнаружат — и ты погибнешь. А что тебе можно дать в помощь на пути — об этом я подумаю.
— Трясинные жители…
У Ясенки вдруг пересохло во рту. Она прекрасно знала, что Джол первым порадуется, если ее свяжут и бросят на съедение болотным тварям.
— Каждому — свое. Но пока мир меняется по воле Ткачих, нам не дано знать, как это происходит и почему. Однако есть одно, Ясенка Смертедочерь, что ты должна твердо запомнить: на тебя уже пала тень. Иди осторожно, иначе она тебя проглотит.
В дальнем углу лачуги Ясенка расслышала тихий шорох — ей уже приходилось слышать такой. Зазар посмотрела в ту сторону.
— Иди спать, — велела она Ясенке. — Один из моих малышей уже близко, а с ним тебе иметь дела не положено.
Иса наполовину спустилась по лестнице из башни, когда до нее донесся яростный крик мужа. А потом раздался громкий стук — судя по всему, одна из огромных створок дверей его спальни распахнулась с такой силой, что ударилась в стену. На секунду королева застыла в полной неподвижности, позволяя своим новообретенным чувствам освободиться, найти причину…
Он обнаружил, что с его пальцев исчезли Великие Кольца. Руки Исы метнулись вверх, судорожно прижавшись к груди. Она заставила себя успокоиться и, стерев с лица все признаки страха, неспешно спустилась по последним ступенькам. Масло в полукруглых лампах на стенах подходило к концу — в некоторых фитили уже начали мигать. Иса надеялась, что в неярком свете ее беспокойство будет не слишком заметно.
— Сиберт!
Рев Борфа эхом разнесся по коридору. От такого половина дворца проснется.
Послышался поспешный топот — несколько человек появились в дальнем конце коридора. На стали обнаженных клинков играли блики света.
Королева подождала, пока первый из бегущих не стал ясно виден. Сиберт, командир стражи, человек немногословный, при встречах с ней вел себя безупречно вежливо. Вот и сейчас, когда он увидел, как Иса неспешно идет к распахнутой двери, сразу замер на месте, настороженно опустив острие клинка.
Какой-то человек пронзительно вскрикнул от боли и выполз в коридор, словно безжалостно избитый пес. Руген, камердинер короля. А за ним появилась крупная фигура его хозяина, злобно пинавшего несчастного слугу.
Ночная сорочка короля разорвалась, обнажив жирную грудь — словно Борф пытался вырваться из шелковых пут. Его одутловатое лицо почти потеряло человеческий вид: король сейчас походил на обезумевшую скотину. Он даже натянул один сапог, чтобы удобнее было пинать слугу.
Король резко заржал, поднимая ногу, чтобы снова ударить Ругена. И только после этого заметил, что на него кто-то смотрит. Его голова с всклокоченными седыми волосами чуть повернулась, глаза нашли свидетелей королевского гнева.
— Эта мразь… — В уголках губ Борфа выступила пена. — Забрать… забрать…
Борф повернулся еще немного — и теперь стало ясно, что он смотрит прямо на королеву.
— Так. — Теперь он уже не ревел, но его речь совсем не походила на речь человека, находящегося в здравом рассудке. — Моя очень дорогая жена, моя радость, поклявшаяся мне всеми силами. — Голос короля стал пугающе мягким, а безумный гнев, придавший ему силы, перешел в нечто куда более темное и страшное. — Как прекрасно вы выглядите в алых одеждах Дуба. Вы нашли себе новую камеристку, чтобы раскрашивать лицо? Я уже много лет не видел вас такой молодой. Идите же сюда, сердце моей любви, ибо нам необходимо обсудить очень важные вещи.
