С. Никин - Симбиоз
Оба выжидательно уставились на меня.
— Как вы себе представляете эти гарантии? Скажите, Геннадий Дмитрич, с тех пор, как вы начали действовать против Сараевых, хоть кто-то сверху пытался вам помешать?
— Нет, как ни странно. Я, честно говоря, ожидал немедленной отставки и, как минимум, обвинения в умопомрачении.
— Ну, так каких вам еще гарантий надо, Иван Степанович?
Шуванов, находясь в плену у противоречивых мыслей, задумчиво вертит в пальцах зажигалку. Зажигалка выскальзывает из пальцев и отлетает на край стола. Милиционер прослеживает взглядом ее полет, даже не сделав попытки остановить.
— Дмитрич говорил, что вам необходимо переговорить с Сараевым наедине? — наконец говорит он.
— Я буду вам очень признателен, если вы организуете такую встречу.
— Нет проблем, — полковник поднимает трубку. — Марина, вызови Суровцева.
Через пару минут, проведенных нами в молчании, в кабинет заходит высокий блондин с капитанскими погонами на плечах.
— Вызывали, Иван Степаныч?
— Вызывал, — Шуванов выбивает пальцами дробь по деревянному подлокотнику своего кресла. — Проводи господина…э-э-э…Волина к своему подопечному. Сам покарауль снаружи. Когда…э-э-э, Олег Дмитрич закончит разговор, проводишь его обратно, и сам далеко не отлучайся.
— Но-о…
— Никаких но, — прерывает капитана хозяин кабинета. — Выполняй!
Явно недовольный Суровцев жестом приглашает меня следовать за ним. По пути он рассматривает меня, явно прикидывая, что я за персона. Мы спускаемся на первый этаж, проходим в конец коридора. У последних дверей сидит вооруженный охранник. При нашем приближении он поднимается.
— Что он? — кивая на дверь, спрашивает у охранника капитан.
— Утихомирился, — хмыкает тот, — больше адвокатов не требует.
Мой проводник открывает дверь. В кабинете за столом сидит один из посещавших меня толстунов. Вид у него такой, как будто он является хозяином кабинета, так и кажется, сейчас повелительно кивнет на стулья, мол, присаживайтесь, и спросит о цели визита. Сараев приподнимается, явно желая высказать Суровцеву что-то протестующее, но, увидев меня, шлепается обратно в кресло. Его брови лезут вверх, собирая в складки кожу на лбу.
— Ты?
— Я, — подтверждаю его догадку. — Принес привет с того света. Не ожидал?
— Ну-у, я вас оставлю, — изрекает Суровцев, всем своим заинтересованным видом выражая желание остаться. Я киваю, и он с явным сожалением выходит, закрыв за собой дверь.
— Ну что, толстячок? — сходу принимаю решение не церемониться. Обхожу стол и за шкирку сдергиваю оцепеневшую тушку с кресла. — Хотел я забрать с собой вас обоих, но, видать, придется обойтись тобой одним.
— К-куда з-забрать? — вырванный из кресла толстяк тут же падает на стул, стоящий у стены, и вцепляется в сиденье руками.
— Как куда? Туда, куда вы меня отправили. На тот свет, естественно, — беру его, как нашкодившего пацана, за ухо и тяну вверх. Сараев привстает вместе со стулом, продолжая крепко прижимать его к заднице. Интересно, за кого он меня принимает, извращенец? Отпускаю ухо и, ударом в живот, отправляю его снова к стенке.
— Ну что, Феденька? — добродушно беру собеседника за пухлую розовую щечку. — Сразу расскажешь, как найти мотоциклистов, или подождешь, пока я тебе что-нить сломаю?
Его дыхание еще не восстановилось, и потому в ответ я слышу лишь какой-то придушенный писк. Наконец грудь Федора начинает набирать воздух, из горла вырывается тяжелое дыхание.
— Какие еще мотоциклисты? Ты ответишь…
Прерываю его новым ударом.
— Отвечай только по делу. Каждое лишнее слово будет жестоко караться. А чтобы ты не заморачивался ненужными мыслями, сообщаю: я получил добро от губернатора на эту экзекуцию. Я вижу, ты снова отдышался. Мне бить, или будешь отвечать? А?
— Я не знаю, это Стас, это его люди, — зачастил толстяк. — Я не занимался силовыми решениями, это Стас.
— Звони ему и узнай, где их найти. Скажи, что они нужны для решения какой-либо проблемы.
— Но, Стас в больнице…
— Да хоть на том свете, — снова наношу удар. Я не садист, просто несколько часов назад меня расстреляли в упор из автоматов.
— У меня забрали телефон, — хрипит Сараев.
Собираюсь было протянуть ему свой мобильник, но решаю, что будет лучше, если он позвонит со своего номера. Открываю дверь и спрашиваю у отскочившего капитана, где телефон задержанного.
— Вы собираетесь дать ему возможность позвонить?
— Слушай, капитан, у меня нет времени отвечать на твои вопросы, — говорю я, но видя, как он набычивается, пытаюсь смягчить ситуацию. Прикрываю дверь и, взяв Суровцева под локоть, говорю доверительным тоном: — Ну ты же видишь, капитан, что это за гусь. Если его не расколоть в течение ближайших минут, то заявится толпа адвокатов, раздастся куча звонков сверху, и все… Ну, ты понимаешь…
— Если он будет звонить, то только в моем присутствии, — встает в позу капитан.
— Договорились, — киваю в ответ, ибо нет желания спорить.
Суровцев удаляется за телефоном, а я, вернувшись в кабинет, снова бью толстяка. А чтобы не расслаблялся. Сараев вдруг начинает плакать. Плачет, как обиженный ребенок, размазывая слезы по щекам пухлыми ладонями. И это существо уверяло, что является серым кардиналом? Стою перед ним, не зная, что предпринять. Если в таком состоянии он будет звонить брату, то ничего путного не получится.
Вошедший капитан оторопело смотрит то на своего подопечного, то на меня. Беру у него телефон и протягиваю Сараеву.
— Успокойся, Феденька, поплакал и хватит. Слезами, как говорится, делу не поможешь. А поможешь делу информацией, которую ты сейчас узнаешь у своего братца.
Федор, вытирая рукавом пиджака слезы, набирает на телефоне номер.
— И учти, — предупреждаю я. — Никаких ненужных разговоров. Будет задавать вопросы, говори, что нет времени, мол, потом все расскажешь. Понял?
Сараев кивнул. Я поймал на себе взгляд Суровцева, в котором появилось что-то похожее на уважение. А может, показалось.
— Стас! Стас, ты? — закричал в трубку Федор. — Да, да, Стас, я. Потом, Стас, недосуг мне. Мне нужны корейцы, как их найти. Мне срочно надо! Потом объясню. Срочно! Ага. Щас.
Сараев показал жестом, что нужно на чем-то записать. Суровцев тут же подсунул свой блокнот и ручку.
— Диктуй, пишу, — крикнул в трубку толстяк. — Что сказать? Понял. Все, Стас, давай. Некогда щас. Да, все, пока.
— Ну? — я с нетерпением наклонился над Сараевым. Тот вздрогнул, зажмурившись. Наверное, ожидая очередного удара. За моей спиной хмыкнул капитан.
