Ольга Погодина - Князь Лавин
О-Лэи постаралась по памяти воспроизвести в голове карту, какие чертил когда-то ее отец, который, как полководец, большое внимание уделял использованию местности при боевых действиях.
" Практически не бывает положений безнадежных, – повторял великий стратег Фэнь, глядя во внимательные глаза своей играющей на полу дочери, – Зато куда чаще положение называют безнадежным, поскольку не учитывают тех или иных элементов. Важно все, – расположение противника и данные лазутчиков, рельеф местности и местонахождение источников, симпатии местного населения и пристрастия начальников крепостей. Иногда играет роль крошечная деталь, и гениальным называют того, что сумел вовремя увидеть ее и использовать."
Восточная и Западная Гхор были самыми северными провинциями Срединной империи, на границе с землями северных варваров. Западная Гхор, – ворота в сказочный заоблачный Ургах, страну колдунов и знахарей, – располагалась выше, уже в предгорьях, а Восточная, отделенная от нее рекой Мажонг, плавными уступами спускалась на равнины Шамдо, где располагался крупный город Шамдо. О-Лэи смутно вспоминала этот город, – какое-то время они жили здесь, хотя тогда их конечная цель, – небольшой город Йи, – лежала немного дальше на северо-запад. Ей тогда было около восьми лет. Она помнила, что больше всего ее тогда поразили огромные крепостные стены, построенные на случай атаки с севера. Кстати сказать, прошлогоднее нападение стены Шамдо выдержали с честью, заставив варваров отойти с большими потерями. Она видела донесение главы провинции, – кажется, его зовут Тон Бо.
О-Лэи сжала кулаки под своими кожами. Итак, она попала в места опасные и беспокойные, где сейчас сосредоточена куаньлинская армия. Скорее всего, их путь лежит как раз в Шамдо, – если только их не решат отправить еще дальше, в ургашский гарнизон, который, как она помнила, сейчас насчитывал уже двадцать тысяч воинов. Причина тоже очевидна, – воины нуждаются в женщинах и развлечениях. На какое-то мгновение О-Лэи испытала приступ животного ужаса осознания того, как ей собираются распорядиться эти лишенные всего человеческого люди, ставшие ее хозяевами. Однако она решительно подавила вспыхнувшие в мозгу картинки, – если она даст волю своему воображению, она перестанет мыслить ясно и начнет скулить, как больной зверек, в бессильном животном страхе.
" Пора перестать действовать глупо, – подумала О-Лэи, – Я знаю столько мудрых изречений, что хоть одно из них должно подойти к моей ситуации. Но, оказывается, знать истину и уметь применить ее – две совершенно разные вещи. "
Ребра все еще болели, однако жуткие черно-багровые синяки, покрывавшие ее тело, уже побледнели и стали зеленовато-желтыми, заплывший глаз открылся и видел. О-Лэи была все еще чересчур слаба, и предпочла не обнаруживать перед своими спутниками, что уже способна наблюдать и предаваться размышлениям. Женщина и мужчина на ее телеге уже давно привыкли не обращать на нее внимания, и неспешно болтали под мерное раскачивание колымаги, которое прерывалось короткими препираниями, когда телега увязала в тяжелой осенней грязи. Прислушиваясь к их разговорам, О-Лэи удалось многое узнать. Во-первых, они действительно едут в Шамдо, и до него (эти подсчеты занимали значительную часть разговора) остается один или два дня пути. Во-вторых, отвратительный Тюй Ху не является хозяином проституток, а всего лишь возглавляет отряд сопровождения, после чего должен вернуться в столицу (О-Лэи при этом еще сдержала вздох облегчения, и, кроме того, почувствовала некоторую симпатию к женщине со странным именем Ветка Бамбука, которая не скупясь покрыла мерзавца цветистыми ругательствами). В-третьих, по приезде хлопоты об их устройстве должен взять на себя завербовавший их " Дом Глицинии", который в связи с зимним постоем двадцатитысячной армии испытывал явную нехватку своего "товара". В-четвертых, произошедшее делалось с явного согласия властей.
От этого последнего делалось особенно противно, тем более что О-Лэи доводилось читать подобные рассуждения в некоторых хрониках, и, к своему стыду и смущению, она тогда находила эти рассуждения весьма разумными.
К вечеру она в первый раз попросила поесть. Ветка Бамбука, относившаяся к девушке с некоторой толикой грубоватой заботы, принесла ей лепешку и немного сыра, при этом не преминув отметить, что это последние и лучшие их запасы, " ну да ладно, мы ведь все равно все это время ели за тебя". О-Лэи старательно пережевывала сухой солоноватый сыр, и старалась выглядеть более больной, чем была.
Ночью пошел мокрый, тяжелый снег, и пришлось остановиться. Мужчина и женщина занялись любовью, совершенно не стесняясь О-Лэи. Она лежала в темноте с широко открытыми глазами, слушала их вздохи, и размышляла о том, может ли она позволить себе роскошь отомстить своему мучителю, – или должна сейчас сосредоточиться только на том, чтобы выбраться отсюда. Разум подсказывал, что второе, и О-Лэи вздыхала. В какой-то момент ее заполняла жгучая обида от того, что ее никто не стал искать. Потом она вспоминала, что в тот злосчастный день надоела императору, а такие люди стоят не дороже пучка рисовой соломы. Возможно даже, это он послал за ней убийцу. Даже удивительно, что ее персона оказалась столь значительной, чтобы кому-то понадобилось убивать ее.
Утро было серым и пасмурным. Снег покрыл ветки деревьев вдоль дороги белым кружевом, столь красивым, что в другое время О-Лэи захотелось бы зарисовать эту картинку тушью, – столь изысканна была графика черного и белого на этой пустынной дороге, и столь печальны были потрепанные телеги, запряженные волами, вереницей тащившиеся в жирной темно-серой грязи вверх по склону. Наконец, надсадно хрипя, волы одолели подъем, и О-Лэи со своей груды кож увидела в проеме возка поверх голов своих спутников запорошенные снегом поля, и город вдалеке. С телег донеслись радостные разноголосые вопли, и волы намного веселее пошли вниз по пологому склону мимо голых вишневых рощ, клочков обработанной земли, оросительных канав, прорезавших поля рядами ровных линий, и убогих хижин из глины и соломы, над которыми курились дымки. О-Лэи чуть не первый раз в жизни задалась вопросом, каково быть крестьянином в великой Срединной империи – и содрогнулась.
Дорога, казалось, никогда не кончится. У телеги впереди отлетело колесо, и пришлось сделать томительную остановку. Мужчина на козлах с проклятиями нахлестывал измученных волов. Тюй Ху с зычными воплями подгонял отстающих, и О-Лэи каждый раз съеживалась при этих звуках. В ее планы входило быть теперь как можно незаметней.
Наконец, телеги с грохотом въехали на брусчатку главной дороги, ведущей к воротам крепости. Потом последовало долгое ожидание и перебранка стражников, жаждавших, как водится, мзды за то, чтобы их пропустить. Тюй Ху платить не хотел и призывал им на головы гнев всех исчадий ада, а также наместника провинции. В конце концов, их неохотно пропустили.
