Барб Хенди - Предатель крови
— Что это ты задумала? — спросила Хелен.
— Приготовить ужин. Вот чечевица, лук и морковка, а еще у меня есть петрушка и майоран. Нам нужно вскипятить побольше воды — как иначе наваришь похлебки, чтоб хватило на всех?
Хелен смотрела на припасы, которые Винн доставала из холщовых мешков — смотрела так, словно на пол к ее ногам высыпали груду драгоценных камней. Затем она очнулась и поспешно замотала головой:
— Да ведь это же, должно быть, все ваши припасы! Не хочешь же ты…
— Конечно, не хочет, — перебила Магьер, решительно шагнув к ним. — Винн, что это на тебя нашло? Мы вызвались заплатить за ночлег, а не за то, чтобы прожить здесь до весны!
Прежде Винн не смела идти наперекор бешеному нраву Магьер, но сейчас сострадание и гнев взяли верх над ее обычной робостью. Ей осточертели и натужная вежливость, и мелкие, неизменно унизительные для нее стычки. Сейчас ей было наплевать и на хорошие манеры, и на свою вину перед Магьер и Лисилом.
— Я прекрасно знаю, чего хочу! — огрызнулась она. — Нам нужны припасы только для того, чтоб добраться до Веньеца, а уж там мы сумеем их пополнить. Посмотри на эту малышку! Сегодня она в кои-то веки ляжет спать сытой, и об этом позаботимся мы!
Винн ждала, что Магьер в ответ взорвется, но та лишь мельком глянула на Лисила — и смолчала. Малец неспешно подошел к Винн и, в упор глядя на Магьер, выразительно гавкнул, что означало «да». Винн невольно вздрогнула, едва не отпрянув от пса, но сумела вовремя сдержаться.
— Он на моей стороне, — сказала она Магьер. Хелен и прочие женщины смотрели на них, затаив дыхание.
Лисил встал со своего табурета и, подойдя к Винн, прошептал ей на ухо:
— В следующей деревне будет то же самое. И в других деревнях — тоже.
Лицо его было бесстрастно, но в глазах таилась такая печаль, что гнев девушки мгновенно остыл.
— А мне все равно, — ответила она. — Ты же сам сказал: мы делаем то, что необходимо сейчас.
— Ладно. — Полуэльф отступил от нее. — Что скажешь, Магьер?
— А зачем меня спрашивать? Вы трое и так уже все решили.
В голосе ее звучало раздражение, но Винн тем не менее знала, что Магьер не откажется помочь крестьянам и даже не станет потом пенять ей за расточительность.
Винн опять повернулась к Хелен:
— Нам нужны ножи, чтобы нарезать овощи… и не забудьте про котел.
Женщины тотчас бросились исполнять ее просьбу. Не было ни радостных улыбок, ни невнятных благодарностей — они просто спешили, суетились так, словно опасались, что если замешкаются, чуда так и не случится. Лисил взял ведро и пошел искать колодец или бочку с дождевой водой. Винн увязалась за ним, и, когда они вышли во двор, она схватила полуэльфа за руку.
— Почему тебе так трудно помочь этим людям в беде?
— Потому что я помогал довести их до беды. — Он отвернулся, и в сумерках Винн различала только его смуглый профиль. — И что бы мы для них ни сделали — это ничего не изменит.
Лисил вырвал руку и, повернувшись к Винн спиной, пошел прочь. Девушка смотрела, как он ровным неспешным шагом идет по деревенской улице. Смотрела и молчала — просто потому, что не знала, что еще сказать.
* * *Приготовления к ужину шли полным ходом, и Малец, спасаясь от неизбежной суеты и суматохи, незаметно выскользнул из кузницы через черный ход. Винн, выходившая во двор, вернулась присматривать за работой своих добровольных помощниц, но Лисила с ней не было. Юная Хранительница была расстроена и грустна, и Малец мог только гадать, что произошло между ней и Лисилом, пока они были во дворе.
Он обогнул фургон, пробежал вдоль кузницы и лишь тогда увидел Лисила, который медленно брел по главной улице деревни. Малец мельком прикоснулся к разуму Лисила и не обнаружил ничего.
Малец не мог читать мысли — ему доступны были только воспоминания, образы, которые всплывают из глубин памяти, а вот их как раз в сознании Лисила и не было. Почти все разумные существа, сами того не сознавая, постоянно воскрешают в памяти обрывки тех или иных воспоминаний. Разум Лисила был лишен и этих смутных обрывков. Полуэльф надежно, даже слишком надежно отгородился от своей памяти.
Что хуже — подавлять воспоминания или захлебываться ими, загонять их вглубь сознания до тех пор, пока они, взбунтовавшись, не поглотят своего хозяина, или же погрузиться в них с головой и в конце концов потонуть в море боли? Лисил становился опасен для самого себя, и Малец не знал уже, как помочь одному из своих подопечных.
Шорох листьев, шуршание травы и похрустывание веток сплелись на ветру в неразборчивый пока лепет.
Малец поднял голову и, насторожив уши, поглядел на лес, который начинался сразу за деревней. Снова он ощутил знакомое присутствие. Стихийные духи, сородичи Мальца, призывали его, требуя, чтобы он вернулся к ним.
Малец сморщил нос.
Ему больше не о чем с ними говорить. Быть может, его и впрямь, как считают сородичи, свела с пути истинного смертная плоть. Как могло быть иначе, если он и живет, запертый в этой плоти, точно в клетке, ограниченный ею, лишенный того, что некогда было ему доступно в прежнем, стихийном облике? Или, может быть, живя во плоти, он обрел новое знание, недоступное его сородичам? Как бы то ни было, сейчас Мальцу некогда выслушивать их укоры и порицания.
И Малец, прежде чем его духа коснулось бестелесное дыхание стихийных существ, обратил все свои чувства к окружающему миру. Слух его наполнился шорохом ветра в листве, лапы ощутили твердость утоптанной земли, нос вдохнул запах дров, сгорающих в бывшем кузнечном горне. Все эти плотские мелочи заглушили бесплотный зов духов.
И незримое их присутствие, окружавшее Мальца, вначале ослабело, а затем и вовсе истаяло.
Малец снова поглядел на главную улицу. Лисила уже не было видно — вероятно, он свернул в проулок и пустился на поиски общинного колодца. Тревога о том, чем закончится возвращение Лисила в прошлое, пробудила в сознании Мальца его собственные воспоминания.
Он помнил, как родился во плоти.
Маджай-хи — старинная порода животных, которые водились в эльфийских лесах. Они были куда смышленей других зверей и обладали необыкновенно развитой интуицией; шерсть у них была длинная, серебристая с различными оттенками, глаза — голубые, прозрачные, как хрусталь. Они были чувствительны к жизни во всех ее проявлениях, восприимчивы к любым нарушениям жизненного равновесия, а потому мгновенно чуяли то, что было неестественно и по сути своей чуждо жизни, — то есть живых мертвецов. Правда, маджай-хи, подобные Мальцу, не появлялись так давно, что даже эльфы не могли припомнить, когда в последний раз встречали таких.
