Кэтрин Куртц - Адепт
Через несколько минут Адам осторожно подошел и заглянул ему через плечо. Под умелым и быстрым карандашом Перегрина руины превратились в высокую постройку, наполовину крепость, наполовину жилое здание. Слуховые окна были защищены тяжелыми деревянными ставнями, а бойницы в стенах позволяли прикрыть огнем почти весь дом. Короткие галереи по сторонам сторожевых площадок, венчавших башни, позволяли защитникам контролировать окрестности замка.
На протяжении следующего часа Перегрин продолжал рисовать, прерываясь только для того, чтобы заточить карандаш или сменить точку. К тому моменту, когда он, потянувшись, протянул блокнот Адаму и встал, было закончено не меньше дюжины набросков.
Адам внимательно просмотрел их, поражаясь точности изображения деталей. Особенно его заинтересовал воссозданный герб, ибо он представлял собой раннюю версию, восходящую к тем временам, когда фамилия Сен-Клер еще не превратилась в Синклер. Связь фамилии с орденом тамплиеров была несомненна — Адам, разумеется, знал об этом, но никак не ожидал встретить здесь, а уж Перегрин Ловэт узнать заранее просто не мог. Учитывая точность изображенной геральдической детали, Адам не сомневался в том, что Перегрин изобразил замок в точности таким, каким он был когда-то, снаружи и внутри.
Судя по рисункам, на первом этаже за входом размещались две сводчатые кладовые; кухня находилась в северо-восточной башне. Центральную часть второго этажа занимал главный зал, а две жилые комнаты по его углам вели оттуда в башни, на лестницы. Пространство на следующем уровне делилось на две спальни, оружейную и открытую площадку. Из сторожевых помещений на верху башен открывался доступ на галереи, где в неспокойные времена дежурили ратники из числа прислуги. Такая планировка была обычна для замков той эпохи, но о многих изображенных деталях по руинам догадаться было невозможно, тем более за то недолгое время, что Перегрин потратил на наброски.
— Перегрин, это просто потрясающе, — воскликнул Адам, отрываясь от рисунков. — Вы разрешите мне показать их археологу, когда он приедет?
Молодой художник плюхнулся на нижнюю ступень крыльца, вытянув ноги перед собой. Он выглядел слегка усталым, но на его лице не осталось ни следа напряжения. В ответ он поднял глаза и неуверенно улыбнулся.
— Если вы считаете, что от них может быть какая-то польза — почему же нет?
— Если он хоть немного разбирается в своем предмете, — ответил Адам, — мне кажется, “какая-то польза” звучит явным преуменьшением. Как вы себя чувствуете?
Перегрин задумался.
— Странное дело, — сказал он. — Я устал, но знаете, чувствую себя отдохнувшим, словно сбросил с плеч какую-то тяжесть.
— А ваше восприятие?
— Вновь вернулось к обычному. Мне кажется, — усмехнулся Перегрин, — ваш эксперимент сработал. — Голос его звучал почти радостно.
Адам согласно кивнул. За прошедший час они миновали точку, за которой возврата уже не было.
— Мне кажется, да, — ответил он. — Как вы думаете, вы скоро сможете вновь смотреть на людей?
Глаза Перегрина удивленно расширились, но на этот раз в них не было страха, который неминуемо охватил бы его час назад.
— А вы правда считаете, что я смогу? — спросил он.
— Почему бы и нет? Неужели последний опыт был вам страшен, когда вы по-настоящему включились?
— Нет.
— Раз так, — улыбнулся Адам, — нашим следующим шагом станут люди. И вам необходимо сделать этот шаг, если вы действительно хотите прорваться через все это.
Перегрин сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Идет, — сказал он. — Если вы считаете, что я справлюсь с этим, я попробую. Скажите мне только, где и когда.
Адам кивнул и подумал немного.
— Как насчет завтра? Завтра утром мне нужно съездить в Эдинбург, чтобы выступить свидетелем на суде. Мне хотелось бы, чтобы вы пригляделись к одному из тех, кого тоже пригласили туда…
Глава 7
Утро следующего дня выдалось ветреным и переменчивым. Перегрин и Адам выехали из Стратмурна незадолго до девяти. За рулем надежного синего “рейнджровера” — рабочей лошадки из собрания Адама — на этот раз сидел Хэмфри. Ко времени, когда они миновали Форт-Роуд-Бридж, утренний поток машин уже ослабел, и они добрались до центра города почти без помех.
Хэмфри высадил своих пассажиров у главного входа в Дом Парламента, напротив собора Сент-Джайлза. Перегрин поправил на плече ремень небольшого этюдника, зябко поежился в своем плаще и поднялся по ступеням следом за Адамом.
— Вы никак не могли начать с чего-нибудь полегче? — вздохнул он. — Мне кажется, я понимаю, на что вы надеетесь, дело и впрямь захватывающее. Но все равно мне интересно, почему вы хотите, чтобы я делал эскизы офицера, совершившего арест, а не подсудимого или свидетелей.
Адам отворил дверь суда и посторонился, пропуская Перегрина вперед.
— Вы можете рисовать и других, если вам интересно… хотя рисовать подсудимого я пока бы вам не советовал — во всяком случае, на этом, раннем, этапе вашего обучения. Я не буду вдаваться в детали, поскольку не хочу, чтобы мои слова хоть как-то повлияли на ваше восприятие. Мне кажется, вы все и сами поймете, как только попробуете пустить свой дар в ход.
— Что ж, ладно, — не без сомнения в голосе отозвался Перегрин. — Сделаю все, что в моих силах, и приму ваши слова на веру.
Заседание суда проходило в зале на третьем этаже. Собственно, газеты кричали об этом деле уже несколько месяцев — оно начиналось с череды странных событий, сопровождавшихся угрозами мести с помощью черной магии, затем последовали жестокие убийства домашних животных, и завершилось все попыткой поджечь дом пожилой женщины, которая держала несколько десятков кошек. Поначалу Адама пригласили, чтобы тот помог составить психологический портрет злоумышленника. Когда полиция наконец арестовала сына влиятельного бизнесмена, Адама пригласили повторно — для проведения психологической экспертизы. Собственно, в качестве эксперта он и участвовал в сегодняшнем заседании. По дороге в Эдинбург он в последний раз перелистал свои записи, попутно ознакомив Перегрина с сутью дела. Теперь, стоя на площадке в ожидании лифта, Перегрин вопросительно смотрел на своего наставника.
— Ваш подсудимый и правда серьезно относился ко всей этой ерунде вроде черной магии?
— К этой ерунде вроде черной маги, как вы выразились, нужно относиться серьезно, — ответил Адам, хотя резкость замечания была несколько смягчена легкой улыбкой. — Не буду отрицать, кое-что из того, что непосвященные называют черной магией, можно отнести к психологическим отклонениям или галлюцинациям. Но как вы и сами могли убедиться, грань между галлюцинациями, видениями и действительностью может быть почти неуловима.
