Ольга Мяхар - Пророчество для ангела
— Да, все это, конечно, очень трагично, — прервала я могильные завывания широким зевком, — но причем здесь я?
— Ты еще не поняла? Ты избранная, в тебе течет кровь последней из древнего рода шийер, воителей, защищавших этот мир от нечисти испокон веков. Ты, маленькая принцесса, и только ты сможешь закрыть проход, через который в наш мир приходит то, что дает силу и разум мертвой плоти. Если ты не поможешь, то мир погибнет, оставив только трупы и кости на пепелищах разрушенных городов…
— А тебе не кажется, что я мелковата, что бы спасать мир? Ты же сама назвала меня всего лишь маленькой ведьмой. Или ты посылаешь по указанному адресу всех подряд, в надежде, авось нежить подавится и сдохнет, наконец?
Тихий смех заполнил зал зеленого хрусталя.
— Найдешь проводника к "Ущелью скал" в доме хромого мага Гара, он отведет тебя до места, и покинет у входа в пещеры гномов. Дальше пойдешь сама, и тебя поведет голос крови. Город называется Tиерг, иди туда.
И все стихло, я постояла еще немного, а потом пожала плечами и потопала к выходу. Вдруг все вокруг расплылось, превратилось в белый туман, и я провалилась в другое сновиденье, услышав на последок, как сквозь толстый слой ваты: "Да, кстати, могу тебя утешить, сегодня родилась первая зрячая эльфийская девочка, когда-нибудь наступят времена, когда чистокровные эльфы смогут безбоязненно выходить из вечного леса и общаться с другими расами".
Растолкал меня кот, вручил в руки котелок и ткнул лапой по направлению к ручью. Я поборола недостойный призыв надеть ему этот котелок на голову и покорно, постоянно потягиваясь и почесываясь, встала и пошла к воде, журчавшей весело неподалеку. Коула нигде не было видно, а контур был дезактивирован. Видимо им же самим, когда он его пересек. Правильно, на него-то магия не действует, а вот мы остались без защиты.
Я умылась ключевою водою и вволю ею напилась, временно перестав чувствовать язык и зубы от сильного холода.
Вернувшись, я подвесила котелок над костром на прутике и принялась кашеварить. Кот где-то бегал, видимо исполнял свой мужской долг: метил территорию. Я представила, как от мощного запаха дохнут вся окрестная нечисть и тихо похихикала, но тут зашуршали кусты. И я на автомате развернулась к ним, держа в руке переливчатый пульсар и радуясь, что благодаря постепенно возвращающимся воспоминаниям я вспомнила: какими заклинаниями гасить боль отката, а какими можно быстро пополнять утекающие запасы магии.
Кусты раздвинулись и из них вышел Коул. Он удивленно взглянул на мою зверскую физиономию, на зажатый в скрюченных пальцах пульсар и… поднял руки вверх, весело ухмыляясь. Я смутилась и спрятала пульсар за спину, приглаживая волосы. Сзади зашипела выкипающая каша.
— Ой.
Я рванулась к будущему завтраку, орудуя ложкой, как пикой. Коул мягко подошел и сел напротив меня на корточки.
— Ты извини, я не знала.
— Ничего, я проверял тебя.
Я выковыряла из каши что-то длинное и еще шевелящееся, сморщилась и выбросила его в кусты, Коул с любопытством заглянул в котелок.
— Кого варишь?
— Кашу. И как это ты меня проверял? Ты с ума сошел, я же ведьма, могла ведь и пальнуть.
Он безразлично передернул плечами и полез в котелок руками, выудив из него уже паука. Пристально рассмотрел находку, отбросил ее в сторону, и полез рыться дальше с таким видом, будто, откопал клад.
Я щелкнула ему по пальцам ложкой и отогнала от варева, красная как рак.
— Там больше никого нет.
— Правда?
— Точно, — отрезала я и сняла котелок с огня.
Тут на запах из кустов прибежал кот и мы с Коулом радостно всучили ему первую тарелку, заинтересованно наблюдая за тем, как он ест. Котик засмущался.
— Чего вы на меня так смотрите?
— Ты ешь, ешь, — ласково сказала я, насыпая себе тарелку.
Кот пожал плечами, и интеллигентно засунул мордочку в тарелку, быстрыми движениями языка поглощая дымящееся блюдо. Вдруг он поперхнулся, сел и удивленно воззрился на вцепившегося в усы черного жука, бьющегося в конвульсиях.
— Ет-то чт-то? — Поинтересовался он, сводя глаза к переносице.
— Жук, — безапелляционно заявила я.
Жук вздрогнул и… свалился обратно в тарелку, а котик рухнул в обморок. Коул молча достал из рюкзака головку сыра с чесноком и черный хлеб, и так же молча разделил их со мной. Кашу мы решили выкинуть в кусты, уж не знаю откуда в нее забралось столько насекомых, но есть ее я не рискнула.
Оседлав Пегги, я вскинула уже слабо трепыхавшегося кота в корзину и забралась сама в седло. Лошадка радостно побежала легкой трусцой по тропинке, стремясь размять ноги. Впереди ехал Коул на своем жеребце, ища признаки почти полностью заросшей травой тропы.
Я улыбнулась сверкающим среди листвы лучам утреннего солнца и вдохновенно запела единственную песню, которую на данный момент вспомнила. Мне тут же с готовностью ответили все выжившие в окрестностях волки, грустно подвывая в такт аккордам. Конь Коула перепугано заржал и попытался встать на дыбы, моя же Пегги все так же флегматично ехала вперед, жуя узду мохнатыми губами. Коул возмущенно обернулся, еле справившись с перепуганным воем конем.
— Немедленно прекрати, ты что хочешь, чтобы вся окрестная нечисть сбежалась сюда узнать кого хоронят?
Кот слабо зашевелился в корзине, открыв левый глаз.
— Не надо меня хоронить, — слабо прошептал он, — я еще живой.
Я обиженно замолкла. Ничего они не понимают в настоящем искусстве. Коул повернул коня и поехал дальше по тропинке, кот пытался сесть в раскачивающейся корзине, усиленно морща лоб и что-то пытаясь вспомнить. Волки подумали, и смолкли, перестав подвывать оборвавшейся песне.
— Ллин, а Ллин.
— Чего?
— Вот скажи мне, вы меня нарочно хотели отравить, или это была такая шутка?
Я задумчиво уставилась на обиженного мохнатика.
— Понимаешь…
— Да нет, я совсем не обижаюсь, мне просто интересно: это сговор, или как? И сколько тогда осталось жить несчастному коту, и чем я так провинился… И Ллин, пусти, пусти, ай, моя лапа, мое ухо! Это живот, он нежный, а-а, Ллин, это был мои хвост!
Я радостно тискала пушистого Обормота, вытащив его из корзины, тыкаясь в него носом и кусая за пушистое ухо. Какой он все-таки хорошенький, пушистый, толстый, просто лапа.
Кот начал задыхаться в моих дружеских объятьях и возмущенно хрипел что-то вроде: «помогите». Наконец, я его выпустила и водрузила обратно в корзину. Кот сидел там весь взъерошенный с широко раскрытыми глазами и очень нервно дергающимся хвостом.
— Я тебя люблю, так что если что убью, то сама, но никому больше не отдам на растерзание, — ласково заявила я, почесав огорошенного котика за ухом.
