Анатолий Дроздов - Смок - боевой змей
— Спаси бог, тебя, боярин! — Ждан соскочил с лавки и поклонился в пояс. — Не забуду!
Ждан убежал, забыв свой мед. Олята мрачно осушил кружку. Тихо подошла Оляна и поцеловала брата в щеку.
— Ладно! — сказал Олята, чувствуя, как хмель кружит голову. — Грех брать прибыток от чужого добра.
Он выбрался из-за стола и побрел к полатям…
Проснулся Олята с рассветом, быстро позавтракал и оседлал Дара. Коней Колпаков за оградой не было; на лугу щипала травку незнакомая мухортая кобылка. Олята только головой покачал. Ждан оказался хитрецом: в упряжь поставил чужих коней, свою кобылку привел к жеребцу. Обещал боярину двух коней оставить — получи! Какая разница? Зато, если Дар покроет кобылку, Ждану достанется жеребенок. Олята вскочил в седло и поскакал в поле. Там кипела работа. Мужчины и женщины грузили снопы на повозки, отроки, помахивая хворостинками, везли их к гумнам. Степные лошадки тащили груз без натуги. Ждан сдержал слово: коней не перегружали. Отроки больше махали хворостинками, чем охаживали коней по бокам. У Оляты отлегло от сердца. Ждан, завидев в поле Оляту, разогнулся и глянул вопросительно: будешь ругаться? Олята не стал. Пустил отдохнувшего Дара вскачь по стерне. Из-под копыт жеребца почти сразу порскнули в стороны зайцы. Большие, нагулявшие за лето жира.
Олята набрал в лесу хворосту, поскакал к избе и вернулся с сулицей. Попасть на скаку в вертлявого зайца оказалось непросто. Острый железный наконечник раз пять втыкался в сухую землю, прежде чем охотник изловчился и попал в самого жирного из косых. Пронзенный сулицей, заяц заверещал и задергался, пятная стерню кровью. Олята соскочил, выдернул сулицу, ловким ударом древка прекратил мучения косого. Дома он привычно ободрал зайца (в детстве сколько раз приходилось), освежевал тушку, порубил на куски. Покончив с зайцем, Олята поскакал к реке, достал вершу (Ждан вчера поведал, как найти). Вернулся с жирными налимами, каждый в полруки длиной. Скоро в котле над очагом забулькала уха. Когда она доспела, Оляна сняла котел с очага, поставила глиняную сковороду — латку. Латка прогрелась быстро, скоро на ней заскворчали, плавая в собственном жиру, куски зайчатины. Вкусный запах поплыл по двору. В стороне послышался шепот. Олята, сидевший на чурбаке, поднял голову. У ограды, зачарованно глядя на сковороду, стояли двое мальцов, лет трех-четырех, не более. Оба босые, в ветхих рубашонках, замурзанные. Олята поманил их пальцем, мальцы пошептались и робко подошли.
— Как зовут? — спросил Олята
— Меня Первуша, а он Вторак, — сказал больший из мальцов.
— Братья?
— Я старший, — важно сказал Первуша.
— И так понятно! — хмыкнул Олята. — Есть хотите?
Мальцы дружно кивнули.
— Тогда помогайте!
Олята притащил из избы лавку. Мальцы старательно помогали нести, хотя толку от их помощи было мало. Олята не отгонял — все должны зарабатывать кусок хлеба. От хлева Олята прикатил еще чурбак, Оляна накрыла оба куском полотна. Это Некрас завел: есть на покрытом столе, брат с сестрой привыкли. Мальцы сбегали домой за ложками, Оляна налила им полную миску ухи. Лавка для братьев оказалась высокой, они сползли на землю и дружно хлебали, стоя у чурбака. Олята с сестрой ели сидя. Покончив с ухой, Первуша и Вторак отдали должное зайцу, затем запили снедь кружкой молока. Ели они жадно и много — по всему было видать: оголодали.
— Мамке не говорите! — попросил Первуша. — Она ругается, когда у чужих едим. Сором, говорит, побираться!
— Так вы работали! — сделал серьезное лицо Олята.
Первуша подумал и серьезно кивнул. На прощание братья поклонились, Первуша взял младшего за руку, и оба ушли.
— Соседские! — сказала Оляна, собирая посуду. — С утра у ограды крутятся.
«Заговорила!» — ахнул Олята, но не подал виду.
— Бездельничают! Мы в их годы гусей пасли!
— Нет у них гусей! — вздохнула сестра. — Три курицы да петух.
«Откуда знаешь?» — хотел спросить Олята, да прикусил язык. Сестра пока он спал, да за зайцем гонялся, везде поспела.
К вечеру Ждан пригнал тягло. Сгрузил с телеги долбленные из липы корыта и на виду у Оляты насыпал каждому из коней овса. Дескать, гляди, слово держу. Олята кивнул: вижу. После чего Ждан отвел его в сторону.
— Тебе, боярин, баба нужна? — спросил, хитровато щурясь.
— Оляна справляется! — удивился Олята.
— Я не о том! — махнул рукой Ждан. — Отрок ты большой, утех сладких хочется? — Ждан подмигнул.
Оляту бросило в жар.
— Есть тут одна, Нежана, — продолжил Ждан, — второй год вдовствует. Не старая еще, лет двадцать. Двое мальцов у нее, Первуша и Вторак. Совсем обнищала без мужа, даже коровы нету. Она тебя приголубит, а ты ей — пару ногат. Нежана козу купит, дети будут с молоком. Переживут зиму.
— Почему вервь не помогает сиротам?
— Вервь сама голодает. Пятеро в зиму померли.
— Потому Нежана согласная?
— Нужда прижмет — на все согласишься! — вздохнул Ждан…
Вечером Олята долго лежал без сна. Ворочался на жестких досках полатей. Оляна подкинула на полати сенца, накрыла рядном, но спать было жестко. Слова Ждана ошеломили Оляту. Ранее отрок не заглядывался на девок, не до того было. Холодно, голодно, всех дум, как поесть да согреться. Однако пошел в услужение к Некрасу, отъелся, оделся, сладкое да запретное стало видеться во снах. Улыба… Ее белые, пухлые руки, полная, мягкая грудь… Нетрудно представить, что у нее под рубашкой: мужики с бабами в бане моются разом. Только мужики идут за первым паром, бабы и дети приходят позже. В тесных избах семейная жизнь взрослых на виду, как не таись, от любопытного детского взгляда не спрячешься. Что мужик делает с бабой, знает каждый. Оляте от срамных снов поутру было стыдно, но видеть хотелось вновь. В веси Оляты молодые не смели любиться до свадьбы. Если девку в таком замечали (в веси не спрячешься), то считали «порченой» и замуж не брали. Парень тоже становился «порченым», в зятья его никто не желал. «Порченые» могли рассчитывать лишь на вдовца или вдовицу, да и то при большой удаче. В городе жили по-другому. Мужики и бабы сходились легко, вон как Некрас с Улыбой. Весь Белгород знал, где холостой муж за плату найдет женскую ласку. После того, как у Оляты завелось в кошельке серебро, он подумывал сходить к гулящим, но боялся, что те станут смеяться. Неуклюжий отрок… И вот Ждан сам предложил…
Олята ворочался и вздыхал, пока теплая рука сестры не легла ему на лоб. Олята тут же сказал о разговоре со Жданом. Рука сестры исчезла.
«Пойдешь к ней?» — понял Олята.
— Не пойду! Сором! — сказал Олята.
Сестра погладила его по голове.
