Светлана Крушина - Всё могут короли
— 7-
Показными кротостью и смирением Эмиль выиграл целых полгода отсрочки. Впрочем, то была не только его заслуга. Он знал, что, когда на Люкку находило, и он принимался, брызжа слюной и полыхая яростью, грозиться сей же секунд сослать брата в северную провинцию, рядом всегда оказывался Тармил и ухитрялся отвлечь его внимание на какой-нибудь другой, не столь опасный предмет. И принцесса Алмейда, не совсем еще утратившая влияния на Люкку, каждый раз упрашивала его быть снисходительнее к младшему брату и не отсылать его. Правда, от ее заступничества чаще бывало больше вреда, чем пользы: Люкку страшно бесило, что мать встает на сторону Эмиля и заступается за него. Что до Эмиля, то он искренне не понимал, зачем она в это лезет и что ей за дело до него. Он считал, что все родственные отношения между ним и его семьей давно прекращены.
С наступлением осени Эмиль понял, что, как никогда близко, перед ним маячит перспектива стать вечным пленником. Люкка уже не намекал, а говорил о своих намерениях напрямую, и со дня на день Эмиль ожидал, что слуга принесет ему королевский приказ о заточении его в башню или подземную тюрьму. Отчаяние его все росло, ожидание становилось нестерпимым.
— Ты надоел мне! — заявлял ему Люкка в глаза, в окружении гостей и прихлебателей. — Не хочу больше видеть твою рожу, колдун! С удовольствием сгною тебя в темнице. Погоди, погоди, недолго тебе осталось докучать мне!
Эмиль с трудом удерживал бешенство, а из-за спины брата Тармил знаками напоминал ему о необходимости сохранять спокойствие. Эмиль и сам знал, что срываться нельзя, но себя уже почти не контролировал. Отчаяние его возросло до такого предела, что он стал предпринимать ежедневные долгие прогулки по парку в надежде встретиться с Люккой с глазу на глаз. Но судьба не была к нему особенно благосклонна: если он и видел брата, то лишь издалека, и неизменно в окружении толпы придворных и гвардейцев.
Так продолжалось до того вечера, когда Эмиль, сидя в одиночестве перед пылающим камином и предаваясь мрачным размышлениям, услышал вдруг голоса у входа. Один голос принадлежал Люкке, и это подействовало на Эмиля подобно удару молнии: брат никогда, за все годы, не приходил в его жилище! Объяснением могло послужить только то, что он, кажется, был пьян — это нетрудно было определить по тому, как заплетался его язык, и как он шумел и сквернословил. В последний месяц Люкка пристрастился к вину, утверждая, что вино очень способствует рождению у него божественных рифм и стихотворных строк. И уж наверное, он явился не один, а притащил целую свиту! И что ему тут понадобилось?
— Брат! — рявкнул Люкка во всю мощь своих легких. — Брат, где ты?! Покажись! Мое величество желает тебя видеть! Немедленно!
Раздосадованный, Эмиль поднялся, чтобы выйти к брату прежде, чем тот вломится в гостиную или ринется вверх по лестнице, и запнулся, услышав голос его спутника. Это был Тармил, который увещевал разбушевавшегося короля. А где Тармил, там нет места остальной свите… Эмиль отступил обратно к креслу и схватился за его высокую спинку. В голове лихорадочно бились мысли. В случае чего, чью сторону примет Тармил? Казалось, сомнений тут быть не может. Разве мало Люкка изводил придворного магика? Разве Тармил не предан Богине и ее дару?.
Но, с другой стороны, разве Тармил не предан королевской семье?
Так ничего и не решив, Эмиль поспешил выйти навстречу гостям. Лицо его пылало, но это легко можно было объяснить тем, что он сидел слишком близко к огню.
Люкка уже был у лестницы и зачем-то рвался наверх, а Тармил его удерживал. В самом деле, король был изрядно пьян, смуглое лицо его раскраснелось. При появлении Эмиля магик сделал предостерегающий знак, чтобы принц не лез на рожон. Но Эмиль пока и не собирался.
— Ваше величество, я здесь, — сказал он как мог спокойно и почтительно, и поклонился. Подобный тон по отношению к брату он усвоил давно. Люкке нравилось, когда Эмиль обращался к нему на «вы» и добавлял титул. — Вы желали меня видеть?
— А! — Люкка крутанулся на пятке и едва не опрокинулся. Тармил поддержал его под локоть. — Да! желали. Очень желали.
— Я к вашим услугам, — проговорил Эмиль кротко. Голова его пылала. Люкка — один! Свидетелем произошедшего станет один Тармил, который, кстати, так и сверлит принца очень странным, пристальным взглядом.
— Дай мне вина! — потребовал Люкка. — У тебя есть вино?
— Боюсь, что нет, ваше величество.
— У тебя нет вина для твоего короля?! Дрянь! Колдунишка! Может, ты не желаешь со мной пить?!
— Ваше величество, — склонился к тщедушному королю огромный Тармил. Глаза его блеснули. — Вам нехорошо. Лучше вернуться во дворец.
— А ты вообще заткнись! Колдун! — Люкка ткнул пальцем в грудь Тармилу. — И ты колдун! — королевский палец уткнулся в Эмиля. — Вы оба в заговоре против меня!
— Вы ошибаетесь, ваше величество.
— К Безымянному… вас… обоих! Оба… катитесь! Ты! Чтоб духу твоего здесь не было! Завтра же! Убирайся. Видеть тебя больше не желаю.
С этими словами Люкка вдруг полез за пазуху, откуда извлек свиток, украшенный свисающей на шнуре королевской печатью, и сунул этот свиток под нос брату. При виде его сердце у Эмиля ухнуло вниз. Вот оно. Дождался. Стараясь не выдать волнения, Эмиль взял свиток и нарочито медленно развернул его. Конечно, это был королевский приказ о немедленном отбытии принца крови Эмиля Даниса в пограничный Лукрос, где он и должен пребывать до получения дальнейших распоряжений. В пути принцу полагался эскорт ("Конвой", — мысленно поправил Эмиль), а в Лукросе ему предписывалось подчиняться приказам некоего мэтра Талоса, уполномоченного королем позаботиться о новоприбывшем. Надо же, подумал Эмиль, медленно опустив руку с приказом, братец не поленился лично доставить мне бумагу. Видно, уж очень хотелось ему полюбоваться на мою вытянувшуюся физиономию. Только такого удовольствия я ему не доставлю.
Свернув бумагу, Эмиль взглянул в лихорадочно блестящие глаза брата, надеясь, что ненависть не слишком явственно проступает на его лице.
— Значит, ты желаешь, чтобы я уехал?
— Да! желаю! И ты подчинишься, ясно? Иначе следующим приказом я велю тебя обезглавить!
— Куда уж яснее. Хорошо, ваше величество, я уеду завтра же.
Люкка посмотрел на него с подозрением.
— Ты не станешь спорить?
Эмиль покачал головой.
— И позволишь запереть себя в башне?
Не получив ответа, Люкка расхохотался, запрокинув голову. Эмиль продолжал молча, не отрываясь, смотреть на него. Вдруг Люкка резко оборвал смех, зашатался, побледнел и схватился за виски. Глаза его наполнились ужасом.
