Светлана Фортунская - Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна
– Я не расслабляюсь! – огрызалась Лада. – Это мое собственное зеркало, в него ни одна живая душа не гляделась, и из дома я его не выношу. И вообще, Ворон, сидел бы ты в своем кабинете, занимался бы своими делами и не лез в мои. Надо будет – я к тебе обращусь. За советом. А непрошеные советы – они, понимаешь ли, вреднее дихлофоса.
И Лада снова утыкалась в зеркало.
Книг она не читала даже для развлечения, телевизор почти не смотрела. Редко-редко Домовушка уговаривал ее посмотреть какой-нибудь по его мнению, хороший фильм. Лада находила в этом фильме кучу погрешностей и несуразиц, критиковала сюжет, актеров, музыку и все остальное, и обидевшийся на нее – иногда и до слез – Домовушка неделю-другую не приставал к ней.
Даже сказки, чудесные русские сказки, с таким мастерством сказываемые Домовушкою, не задевали ее воображения. В лучшем случае она просто засыпала, убаюканная певучей Домовушкиной речью. В худшем – начинала придираться к словам: это, мол, неверно, а это неправильно, и вообще твоя неправда, Василиса не так говорила и не так поступала… Домовушка сухо отвечал, что он сказывает как умеет, а коли она, Лада, знает лучше, то пусть сама и рассказывает. Но Лада, вспыхнув, отвечала, что сказки – не ее, Лады, дело и что она только против искажения фактов. Однажды даже Ворон не выдержал.
– Какие факты, какие факты! – заорал он, влетая в кухню, где мы ввиду отсутствия света – ох уж этот режим экономии энергоресурсов! – сидели при свечке. – Лада, подумай, какие факты в сказках! Фольклор не является источником фактических сведений, представляя собой лишь переосмысление – художественное переосмысление, заметь! – реальных событий. Рассматривать произведение искусства как источник научных, тем более исторических, сведений есть нонсенс.
– Ах, отстаньте от меня! – вспылила Лада, и синие ее глаза наполнились слезами. – Почему вы все время ко мне пристаете!
Она выскочила из кухни, хлопнув дверью.
Воцарившееся неловкое молчание нарушил Пес. Он, как обычно, начал ворчать, обвиняя всех нас вместе и каждого в отдельности в неуважении, неповиновении и прочих прегрешениях. Пес, по причине своей собачьей преданности, обожал Ладу, считал ее непогрешимой, а поступки ее – не только не подлежащими критике или неодобрению, но заслуживающими восхваления и восхищения. Лада была для него кем-то вроде бога.
Ворон, обхватив голову крыльями и раскачиваясь на своей жердочке взад-вперед, причитал:
– О Бабушка, Бабушка, Бабушка!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой повествуется о вреде пьянства
Вино прогоняет ум и бесчестит пьющего.
Мадж ад-ДинВорон набрался.
Едва только первые лучи солнца разрушили охранительную магическую сеть, Ворон открыл клювом форточку и вылетел на улицу. Я не удивился. Ворон иногда отправлялся прогуляться. Правда, обычно он делал это днем, когда Лада уходила на службу. К тому же мне показалось, что он как-то странно оглядывается, как будто не хочет, чтобы его видели. Но в конде концов мне это могло показаться – я плохо спал в ту ночь. Лада, разгневанная вчерашним неприятным разговором, изгнала меня из своей комнаты, и мне пришлось ночевать в кухне, на подушке, которая, хоть и была бархатной, значительно уступала постели Лады мягкостью.
Домовушка заметил отсутствие Ворона, только подав на стол завтрак. Он поцокал языком, покачал неодобрительно головой и сгреб кашу – конечно же в это утро он сварил пшено – с тарелки Ворона обратно в кастрюльку.
– Одно из двух, – сказал мне Домовушка, когда его утренние хлопоты были окончены и домочадцы, накормленные, расползлись по своим углам, Лада ушла на работу, а он сам устроился рядом со мной с вязанием. – Одно из двух: либо он, оченно осерчавши, опять принялся Бабушку искать, либо на него снова эта дырпрессия навалилась.
Уже привыкнув к Домовушкиной манере перекраивать незнакомые слова, я понял, что Ворон страдает хронической депрессией. Домовушка объяснил, что началось это давно, еще с тех времен, когда он, Ворон, был совсем птенцом.
Воронам вещим необходимо все науки превзойти, чтоб, значит, ежели ты мудрым не уродился, так хотя бы учен был. А те из них, какие в преминистры готовятся, – те и вовсе все на свете знать должны. А наш-то, – мотнул бородкой Домовушка, указывая этим жестом на отсутствующего Ворона без всякого почтения к первому советнику и в будущем второму после Лады в государстве лицу, – наш-то и необразован совсем. До наук ли было, когда мы из города в город мотались, аки птицы перелетные, на одном месте несидючие. Хорошо, коли в городе водилась какая-нибудь академия, универтет, по-вашему, по-модному; Ворон тогда к окошкам полетит, где-нигде под форткой пристроится, слушает, а как домой вернется, – Бабушке все доложит, Бабушка и запишет, он после те записи и перечтет, и зазубрит – так и учился. После и сам наловчился лапой своей птичьей буквы рисовать, а после машинку Бабушка ему купила писательную… Али книжку какую Бабушка ему принесет, день сидит, ночь сидит, не взлетит, пока не одолеет. А учителей же нет, что неясно-непонятно, растолковать некому. Бабушка сама даже на учебу пошла, да в универтет не взяли, в этот, как бишь? Лада еще в таком служит? – в инитут, во!
– В институт, – машинально поправил я.
– Ага, я ж и говорю, в интитут. Так что Ворон немного-то образования все ж получил. Но так, чтобы все на свете знать, все ведать – этого нет. И находит оттого на него временами дырпрессия страшная. Коли он с этой дырпрессиеи дома сидит, то мочи нет, какой вредный делается. На всех кричит, каркает чуть что; шагу никому ступить не дает спокойно… А когда из дому вылетает, вот как нынче, на зорьке ранней, – жди его к обеду готовенького… А вот и он, готовенький уже!
Я обернулся к окну. На форточке, держась одной только лапой, сидел Ворон. Вторую свою лапу он сжал в кулак, и из кулака этого торчали какие-то ошметки. Я принюхался: явственно пахло вяленой рыбой. Взгляд его желтых глаз, обычно такой пронзительный и ясный, помутнел и потух. Перья, тоже потерявшие обычный блеск, кое-где слиплись и местами встопорщились.
– Р-разговар-р-риваете? – спросил он, немилосердно раскатывая букву «р». – А я вам р-р-рыбки пр-ринес! Вобла, киса, вобла! Тар-р-ранька! Любишь тар-раньку?
Он не то слетел, не то спланировал с форточки и неуклюже уселся на стол передо мной.
– Ты, Кот, – проникновенно сказал он, заглядывая мне в глаза, – ты один меня понимаешь. Мы с тобой – единственные интеллигентные личности в этом болоте, полном тупых и дремучих болванов…
– Я бы так не сказал, – возразил я робко – пьяный Ворон меня немного испугал, – все-таки они достаточно сообразительны и иногда бывают очень милы…
