Александр Мазин - Белый Клинок
Балансируя руками, она помчалась к более тонкому концу, собираясь перепрыгнуть на другое дерево. Но успела пробежать лишь несколько шагов.
Голова хорахша ударила по основанию ветви и толчок сбросил Эйрис вниз. Все же она сумела, ухватившись рукой за побег, замедлить падение. И ящер щелкнул зубами чуть раньше, чем Эйрис оказалась в его пасти.
Девушка плашмя упала на широкую морду с двумя раздувшимися ноздрями. Голова хорахша дернулась, стряхивая, вернее, подбрасывая ее вверх, как пес подбрасывает пойманную крысу, чтобы ухватить поудобней.
Но мигом раньше Эйрис изо всех сил вогнала меч в ноздрю ящера!
Рев хорахша был ужасен. Несмех обхватил голову руками, заткнул уши: ему показалось – он навсегда оглох.
Меч застрял в ноздре! Эйрис все же успела отстегнуть ремешок и спрыгнуть на землю прежде, чем ее достали передние лапы хорахша.
Ящер зацепил когтем рукоять меча и выдернул его из ноздри. Даже у человека это не получилось бы быстрее!
Эйрис, со вздымающейся грудью, застыла в пяти шагах от лежащего на земле Несмеха.
– Не вставай! – крикнула она юноше. И метнулась прочь, когда лапа ящера отбросила казавшийся совсем крохотным меч.
Несмех ничем не мог ей помочь. Хорахш убил бы его прежде, чем юноше удалось бы сделать шаг. Конгай догадался: не будь его – Эйрис сумела бы укрыться в ветвях. Значит…
Несмеху потребовалось несколько мгновений, чтобы набраться мужества. Он остро ощущал каждое движение Эйрис. Пока она стояла рядом, Несмех невольно «включился» в ее дыхание – так, как это уже случилось с ним однажды. Он принял решение, и одновременно с этим восприятие его обрело иной ритм.
Он увидел, как Эйрис, сильно отталкиваясь от земли, бежит от него, увидел, как медленно поворачивается круглая массивная голова хорахша, как приходит в движение темно-коричневое туловище, как огромные крючья когтей вспарывают почву, сгибаются толстые задние лапы… А потом распрямляются – и невероятная масса поднимается в воздух (удивительное зрелище: как будто взлетает дерево!). Эйрис бежит – длинные плавные прыжки, все медленее и медленнее – сгибает колени, отталкивается от земли, вытянувшись струной, взлетает вверх – веревка с крюком – над головой. Двойной крюк скользит по толстой ветке, цепляется за сук, веревка натягивается, Эйрис повисает на ней, раскачиваясь маятником…
Растопыренные лапы ящера ударяют в землю – почва вздрагивает…
Эйрис, раскачиваясь, перехватывает веревку руками, карабкается вверх…
Туловище ящера продолжает двигаться, голова тянется к Эйрис. Рядом с этой головой тело девушки кажется совсем тоненьким, как у медовницы…
Она поднимается выше, но ящер вытягивает шею, которая все удлиняется, удлиняется… Толстые ноги еще раз толкают почву, гигантское тело повисает в воздухе, а шея – становится длиннее, длиннее… Громадная пасть распахивается и смыкается под самыми ногами девушки. Эйрис уже касается ветки. А чудовищная масса начинает падать вниз…
И вслед за ней падает Эйрис! Паутинный трос оказался в зубах чудовища, и оно мгновенно сорвало зацепившийся крюк.
Почва опять вздрагивает – лапы хорахша обрушиваются на нее. И еще раз – когда падает на землю толстенный, как ствол дерева, хвост.
И мигом позже всего в нескольких шагах от коричневой огромной лапы, сброшенная с высоты пятнадцати локтей, падает Эйрис.
Глыбоподобная голова поворачивается влево и вниз, туловище наклоняется, передняя лапа растопыривает сжатые в «кулак» пальцы с черными, в локоть длиной, загнутыми когтями. Кажется, сейчас накроет…
Но Эйрис в сознании. Она откатывается в сторону – и страшные когти лишь вырывают пласт дерна. А хорахш уже навис сверху. Несмех видит, как медленно вытягиваются его передние конечности и он ловит ими уворачивающуюся Эйрис. При этом пасть ящера приоткрыта в чудовищном подобии ухмылки. Несмех видит все очень четко: как скользят по паутинной ткани острые концы когтей, видит искаженное лицо Эйрис под полуоторванным клапаном капюшона…
Все происходит совершенно беззвучно и так медленно, что кажется неестественным. Только умом, не чувствами, юноша осознает происходящее. И откуда-то снаружи, словно кто-то подсказывает, приходит мысль: ты можешь вмешаться!
Чувства конгая противятся: все так похоже на иллюзию!
Кривой острый коготь цепляется за поясной ремень Эйрис, поднимает ее, несет вверх, навстречу медленно раскрывающейся пасти… Белые, тусклые клыки и влажный поток слюны на скошенной челюсти…
Эйрис неторопливо изгибается, руки и ноги ее описывают плавные круги – так красиво!
Ум говорит Несмеху, что она бьется сейчас, как рыба, подцепленная копьем, но – такие грациозные движения!
Если бы не слюна, повисшая на красно-зеленой морде…
И ей все-таки удается сорваться! Эйрис медленно спускается вниз, раскинув руки. Как бы летит…
А державшая ее лапа все еще движется вверх, к раскрывающейся пасти. Пока хорахш не замечает, что добыча сорвалась. Замечает он это прежде, чем Эйрис касается земли. «Игра» возобновляется.
«Так медленно! – думает Несмех.– Я мог бы… Что?.. Сначала ее, потом – меня»,– мысли путаются.– «Сначала – ее!» Тело само приходит в движение. Трудно! Чтобы просто поднять руку – нужно преодолеть чудовищное сопротивление. Сама рука становится непослушной. Несмех – будто в густой вязкой жидкости. Тяжело, но он встает, он уже на ногах.
«Нужно его отвлечь!»
У Несмеха много времени, очень много. Он бежит, и бег его похож на бег по горло в воде. У него сколько угодно времени, чтобы думать!
Он поднимает руку, забрасывает ее за спину и выхватывает меч. (Выволакивает – вот верное слово!) Меч кажется игрушечным в сравнении с чудовищем.
«Им не прорубить такую шкуру!» Несмех вспоминает об «увязшей» стреле. Она, должно быть, все еще торчит рядом с глазом хорахша?
Несмех успевает передумать о множестве вещей, пока, преодолевая сопротивление воздуха и собственного тела, пробегает-проплывает сорок шесть длинных шагов…
И не успевает! Морщинистая цепкая лапа все-таки смыкается на теле девушки, сдавливает ее и уносит вверх…
Несмех совсем близко от середины толстого, по пояс юноше, медленно отодвигающегося хвоста. Скорее от беспомощности, чем по разумному решению, он поднимает упрямо сопротивляющийся меч и опускает его вниз, на живой, обтянутый чешуйчатой кожей могучий «ствол».
Меч рвется из рук, но Несмех удерживает его, тянет к себе и вниз изо всех сил. Лезвие, описывая полукруг, касается темно-коричневой гладкой кожи. Несмех (он словно во сне) какое-то время не верит, что лезвие может повредить эту отливающую металлом плоть. Но клинок входит в нее без всякого сопротивления, беззвучно – ладони Несмеха не чувствуют удара, только – вырывающийся из рук эфес.
