Фрэнсис Хардинг - Дерево лжи
— Все, что может сделать дочь, — более спокойно продолжил преподобный, — дабы компенсировать долг, который она не может возместить, это придерживаться пути повиновения, благодарности и скромности. Это ведь так мало, не правда ли?
Утирая слезы рукой, Фейт кивнула. Она ненавидела себя за этот кивок. Но свет на пляже грозил погаснуть. Ее самоуважение столкнулось с любовью, а в этом случае исход обычно бывает предрешен. Любовь играет не по правилам. В этот момент ее гордость, глубинная уверенность, что она права, само ее восприятие себя натолкнулись на перспективу быть нелюбимой.
Отец Фейт вернулся за стол и сел к ней спиной, нетерпеливо рассовывая бумаги. Она воспользовалась передышкой, трясущимися руками вытащила носовой платок и утерла слезы. Ей казалось, будто ее вывернули наизнанку. Все ее чувства и мысли, которые она вынашивала в себе годами, вырвались наружу… и вот от них не осталось камня на камне. Она больше не была ни в чем уверена. Тут Фейт смутно осознала, что отец перестал копаться в бумагах. Он поднял какой-то листок и внимательно его рассматривал. Через несколько секунд он выдвинул кресло из-за стола и развернул его в сторону Фейт, таким образом оказавшись на расстоянии одного фута от нее. Из-за слез она все еще видела мутно.
— Фейт. — Его голос стал менее ледяным. — Ты правда жалеешь о том, как вела себя?
Фейт снова кивнула.
— И эти твои глупости — это потому, что ты беспокоилась обо мне и хотела помочь?
— Да! — с трудом выдавила Фейт.
— А ты все еще хочешь помочь своему отцу?
— Конечно! — Внутри Фейт что-то шелохнулось. Она почувствовала что-то твердое под ногами. Каплю надежды.
— Хорошо. — Преподобный протянул Фейт бумагу, и она увидела, что это карта Вейна. — Говард сказал, что вы видели с пляжа гроты. Покажи их на карте.
Фейт озадаченно уставилась на очертания побережья и показала места, где, насколько она помнила, виднелись темные провалы пещер.
— Он упоминал, что на пляже есть лодка. Подумай как следует, она годится для плавания?
— Да, думаю да. — Фейт покопалась в памяти. — Она выглядела недавно покрашенной, и в ней вроде бы не было дыр.
Преподобный нахмурился и наконец решился:
— Фейт, возьми накидку, но убедись, что тебя никто не видел. Мне надо, чтобы ты мне помогла кое с чем. Никто — никто! — не должен об этом знать.
Глава 10
Гроты
Когда Фейт, набросив накидку, выскользнула через заднюю дверь, отец уже ждал ее там в своем плотном пальто, теплом шарфе и шляпе с двумя козырьками.
— Возьми, — прошептал он, протягивая ей фонарь с ручкой, закутанный в плотную ткань. — Немного сдвинь ткань, но следи, чтобы свет не был виден из дома.
Фонарь был тяжелым и пах китовым жиром. Отец отвернулся и пошел в сторону башни. Ночь была темной и безлунной, лишь несколько бледно-пурпурных полосок виднелись на западе. Летучая мышь пронеслась мимо и исчезла. Фейт осторожно ступала по земле, опасаясь наткнуться на капкан в высокой траве, и ее лодыжки покалывало от страха. Отец нетерпеливо глянул на нее через плечо и жестом велел поторопиться.
— Мне надо вернуться домой до полуночи, — прошептал он, когда она поравнялась с ним. — Пожалуйста, не мешкай.
В темноте башня казалась больше, напоминая тюрьму. Отец открыл дверь и скрылся во мраке. Когда он вернулся, в его руках был закутанный в ткань предмет, причем преподобный едва удерживал его. С приглушенным стуком глиняного дна о дерево он опустил его на тачку, стоявшую у входа. Ноздри Фейт снова наполнились странным холодным запахом. Отец взялся за ручки тачки.
— Свети мне, чтобы я не наткнулся на камни, — прошептал он, указав рукой в сторону моря.
По мере приближения к пляжу тропинка становилась все более неровной, трава затрудняла путь. Когда колесо на что-то натыкалось, из-под ткани слышался шорох листьев, и каждый раз отец вздыхал с досады. На пляже ветер был более сильным и холодным. Море чернело, лишь отдельные клочки белой пены виднелись у побережья. Утесы казались более высокими, чем днем, напоминая гигантские зубы, вырванные из неба. Внезапный порыв ветра застонал в какой-то невидимой трещине или расселине почти человеческим голосом. Отец Фейт напрягся, повернув голову к источнику звука и опустив тачку. Одной рукой он скользнул в карман, прислушиваясь, но через какое-то время успокоился.
Пока они шли, взгляд Фейт привлек слегка выступающий карман отца, в котором лежало явно что-то тяжелое. В этом кармане он обычно носил маленький пистолет, когда отправлялся на поиски образцов фауны. Это был однозарядный пистолет с пузатым дулом, достаточно мощный, чтобы сбить с ног лесную кошку на расстоянии двадцати футов. Укутанный в ткань фонарь означал секретность, пистолет — опасность. Кого боится ее отец? Фейт осмотрелась, и ее воображение при любом звуке рисовало на вершине утеса любопытные головы и мелькающие фигуры. Камни, подпрыгивающие под ударами прилива, превратились в стук шагов.
Кое-как отец довез наконец тачку по пляжу до маленького лодочного сарая. Там он остановился около лодки, изучая ее в свете лампы и постукивая по дереву. Спустя какое-то время кивнул сам себе. Взяв лодочный канат, он потянул ее по покрытому галькой берегу к воде. Она двигалась медленно и неохотно.
— Встань за лодкой и толкай, — велел он, пытаясь заглушить ветер.
Сердце Фейт упало в пятки, когда подтвердились худшие из ее подозрений. Отец и правда хочет плыть на этой лодке в глухую ночь. Преисполненная дурных предчувствий, Фейт вошла в сарай, сняла перчатки и спрятала в карманы, потом уперлась ладонями в холодное дерево и изо всех сил начала толкать лодку. При каждом толчке раздавался характерный скрип — днище терлось о гальку. Когда отец скомандовал ей остановиться, ее руки ныли, а холодная вода лизала ботинки, отчего ее ноги промокли. Удерживая лодку, Фейт чувствовала, как вода качает судно вверх-вниз. С видимым усилием отец поднял горшок с драгоценным растением. Фейт держала лодку как могла ровно, пока он устраивал горшок на корме.
— Папа, — отважилась спросить Фейт, — как мы увидим подводные камни? — Избегать капканов в высокой траве — это одно, но уклоняться от подводных камней темной ночью — совсем другое. Она вспомнила предостережения матери насчет течений и слухи о кораблекрушениях возле берега.
— Сядешь на нос с фонарем. Я буду грести, а ты — предупреждать меня, если увидишь камни.
Фейт уставилась на черную гладь моря. Каждый раз, когда появлялась новая шапка пены, она представляла, как вода разбивается о невидимый камень. Тем не менее она подоткнула юбку, чтобы не намочить, и забралась в судно, пока отец удерживал его неподвижно. Отец нуждался в ней, и какие бы опасности их не подстерегали, они встретят их вместе. Под ее весом лодка снова села на гальку, но отец напоследок сильно толкнул ее, и судно оказалось на плаву. Он ступил в воду и забрался в лодку.