Стивен Кинг - Песнь Сюзанны
И тут Матс заплакал, совсем как девочки в зеленой форме.
— Я должен забыть и skolpadda?
— Да, — Сюзанна вспомнила гипнотизера, которого видела в каком-то телевизионном варьете-шоу, может того же Эда Салливана. — Никакой черепахи вы не видели, но до конца дня будете пребывать в прекрасном расположении духа, слышите меня? Будете чувствовать себя… — «словно выиграли миллион баксов, крон»? Возможно миллион баксов для него ничего не значил, а миллиона крон не хватило бы на стрижку. — Будете чувствовать себя так, будто вас назначили послом Швеции в ООН. И перестаньте тревожиться насчет любовника вашей жены. К черту его, так?
— Йя-я, к черту этого парня! — воскликнул Матс и уже заулыбался, пусть и продолжал плакать. Что-то удивительно детское проглянуло в этой улыбке. Глядя на нее, Сюзанна одновременно радовалась и огорчалась. Ей захотелось сделать для Матса ван Вика что-то еще, раз уж была такая возможность.
— А ваш кишечник…
— Йя-я?
— Будет ко конца вашей жизни работать, как часы, — Сюзанна подняла черепашку повыше. — Когда вы обычно справляете большую нужду, Матс?
— Сразу после завтрака.
— Пусть так и будет. До конца вашей жизни. Если только вы не будете заняты. Будете опаздывать на встречу или куда-то еще, просто скажите… э… Матурин, и желание облегчиться перенесется на следующий день.
— Матурин.
— Совершенно верно. А теперь идите.
— Я не могу взять skolpadda?
— Нет, не можете. Идите, сейчас же.
Он уже шагнул от скамьи, остановился, вновь посмотрел на Сюзанну. И хотя щеки оставались влажными, на губах играла хитрая, даже озорная улыбка.
— Может, мне следует взять ее? Может, она моя по праву?
«Давай поглядим, что получится из твоей затеи, козел», — подала голос Детта, но Сюзанна, которая все больше и больше чувствовала себя лидером этой странной триады, по крайней мере, на текущий момент, осадила ее.
— Почему вы так сказали, друг мой? Скажите, прошу вас?
Озорства в улыбке прибавилось. «Только не говори, будто не понимаешь», — читалось в ней. Так, во всяком случае, воспринимала эту улыбку Сюзанна.
— Матс, Матурин. Матурин, Матс. Вы чувствуете?
Сюзанна чувствовала. Хотела сказать ему, что это всего лишь совпадение, потом подумала: «Кэлла, Каллагэн».
— Я чувствую. Но skolpadda не ваша. И не моя.
— Тогда чья? — умоляюще. И, прежде чем рассудок смог остановить ее (хотя бы скорректировать ответ), Сюзанна сказала правду, которую знали душа и сердце:
— Она принадлежит Башне, сэй. Темной Башне. И туда я ее возвращу, если будет на то воля ка.
— Да пребудут боги с тобой, леди-сэй.
— И с тобой, Матс. Долгих тебе дней и приятных ночей.
Она проводила шведского дипломата взглядом, потом посмотрела на вырезанную из слоновой кости черепашку: «А ведь это забавно, не так ли, Матс, старина?» Миа черепашка не интересовала, ее заботило только одно: «Этот отель. Там будет телефон?»
3Сюзанна-Миа сунула черепашку в карман синих джинсов и заставила себя подождать двадцать минут на скамье в скверике. Провела это время, восхищаясь своими отросшими ногами (кому бы они ни принадлежали, ножки были, что надо) и шевеля новенькими пальцами в новых (отобранных, украденных) туфлях. Однажды закрыла глаза и перенеслась к зал управления «Догана». Желтых и красных огней прибавилось, машины, установленные под полом, гудели сильнее, но стрелка на индикаторной шкале, маркированной СЮЗАННА-МИА лишь на чуть-чуть сдвинулась по желтому сектору в сторону красного. На полу начали появляться трещины, как она и предполагала, но пока они не выглядели угрожающими. Ситуация, конечно, оставляла желать лучшего, но Сюзанна склонялась к тому, что с этим можно жить. «Чего мы ждем? — спросила Миа. — Почему мы здесь сидим?»
«Я даю шведу шанс сделать в отеле все, что нам нужно, и уйти», — ответила Сюзанна.
И когда она решила, что времени прошло достаточно и номер наверняка заказан, собрала мешки, поднялась, пересекла Вторую авеню и двинулась по Сорок шестой улице к отелю «Плаза-Парк».
4Вестибюль заливал приятный глазу послеполуденный свет, отраженный стоящими угловыми панелями зеленого стекла. Сюзанна никогда не бывала в таком прекрасном зале, разумеется, за исключением собора святого Патрика, и все-таки чувствовалось в нем что-то чужое. «Потому что это будущее», — подумала она. Видит Бог, свидетельств тому она видела предостаточно. Автомобили стали меньше, их обводы разительно изменились. Большинство молодых женщин, которые попались ей по пути, выставляли напоказ нижнюю часть живота. Виднелись и бретельки бюстгальтеров. Лишь увидев их четвертый или пятый раз кряду на коротком отрезке Сорок шестой улицы, Сюзанне удалось убедить себя, что это какой-то необъяснимый изыск моды, а не случайная небрежность хозяйки бюстгальтера. В ее дни, если из-под платья вдруг вылезала бретелька или подол комбинации, женщина стремглав бросалась в ближайший туалет и приводила одежду в порядок. Что же касается голых животов…
"С голым животом тебя арестовали бы где угодно, за исключением разве что Кони-Айленда[33], — подумала она. — Двух мнений тут быть не может".
Но наибольшее впечатление на нее произвело другое, ощущение, что город стал больше. И она подразумевала под этим не только высоту домов. Город гремел. Вибрировал от распирающей его энергии. Даже воздух нес в себе особый отпечаток Нью-Йорка. Женщины, которые стояли в ожидании такси на тротуаре перед отелем (с виднеющимися бретельками или без оных), могли быть только нью-йоркскими женщинами; швейцары (два, а не один), которые останавливали такси, могли быть только нью-йоркскими швейцарами; таксисты (она изумлялась, как много среди них черных, и даже увидела одного в тюрбане), могли быть только нью-йоркскими таксистами, но все они стали… другими. Мир точно сдвинулся. Словно ее Нью-Йорк, Нью-Йорк 1964 года, играл в детской бейсбольной лиге, а этот выступал в одной из высших[34].
Войдя в вестибюль, Сюзанна остановилась, чтобы достать черепашку из кармана джинсов и собраться с духом. Слева находился салон красоты. Там сидели две женщины, о чем-то оживленно болтали, и взгляд Сюзанны на мгновение задержался на них. Она просто не могла поверить своим глазам, настолько женщины оголили ноги. Действительно, их юбки (эти полоски материи считались юбками? Ха-ха) едва прикрывали признаки пола. А ведь она смотрела не на девочек-подростков или молоденьких студенток. Этим женщинам было глубоко за тридцать (а может, и за шестьдесят, она же не знала, каких успехов добилась наука за последние тридцать пять лет).
