Елена Малиновская - Дым без огня
И вот теперь я смотрела на себя в зеркало и не могла узнать себя. Стоило признать очевидный факт: неизвестная мне Джессика обладала безукоризненным вкусом и выбирала себе такие наряды, которые наилучшим образом подчеркивали все достоинства ее фигуры. Судя по всему, мы обладали примерно схожими параметрами, поскольку платье сидело на мне как влитое и не требовало дополнительной подгонки. Облегающий узкий лиф был расшит воланами и щедро украшен изящной вышивкой. Подол оказался короче обычного, поэтому приоткрывал мои щиколотки, и я порадовалась, что в вещах Джессики обнаружила достаточное количество новеньких шелковых чулок. Вообще, цвет платья — насыщенно красный, почти багровый с переходом в черный ближе к корсету — удивительно шел к моим волосам, подчеркивая их рыжину. Как сказала бы моя матушка — слишком подчеркивая. Она очень переживала из-за того, что я родилась на свет со столь неприличным цветом волос, ведь, как известно, рыжими могут быть только ведьмы, авантюристки или девицы, зарабатывающие себе на жизнь продажей собственного тела. Правда, последние чаще всего добиваются этого эффекта за счет хны. Недаром в народе издавна ходит пословица: рыжий что бесстыжий. Поэтому с самого раннего моего детства матушка скупала в местной лавке со всевозможными травами и лечебными отварами разнообразнейшие средства и заставляла меня часами втирать в волосы масла. Я не сопротивлялась, не желая лишний раз расстраивать ее. Благо, что после этих средств мои волосы обычно начинали приятно пахнуть и сильнее блестеть. Это помогало, правда, только на время. Через месяц, максимум два, мои волосы опять начинали пламенеть, и моя матушка вновь опустошала кошелек в смешной надежде навсегда перекрасить меня в скромную брюнетку.
Наверное, если бы она увидела меня сейчас, то ринулась бы к заветной лавке, теряя от спешки туфли. Видимо, слишком много времени прошло с последней попытки изменить цвет моих волос. Или же Бесс использовала какой-то особый шампунь, поскольку я превратилась в настоящую огненную фурию после того, как служанка вымыла мне голову.
Макияж завершил мое преображение в даму из высшего света. Бесс густо подвела мне глаза и мазнула по губам ярко-алой карминной палочкой. Не забыла она и хорошенько припудрить мой злополучный синяк, сделав его почти невидимым. Ни за что не увидишь, если не знаешь, куда смотреть и что искать.
Когда я в очередной раз взглянула в зеркало, то невольно вздохнула. Правда, сама не определилась: с восхищением это сделала или же со скрытым негодованием.
Из зеркала на меня взглянула незнакомка. Рыжая и наверняка бесстыжая, как сказала бы моя матушка. В платье, которое обязательно заставит мужчин вожделеюще смотреть мне вслед.
Н-да, если Томас хотел привлечь ко мне внимание, то выбрал для этого самый верный способ. Я не сомневалась, что теперь в любом обществе ко мне будут прикованы глаза всех присутствующих. Я была словно… словно…
— Ты великолепна! — восхищенно выдохнул за моей спиной Томас, беззвучно войдя в комнату.
Я кинула на него взгляд через отражение и мысленно присвистнула, оценив преображение Томаса в настоящего светского льва. Он сменил халат на камзол глубокого синего цвета, который прекрасно подчеркивал оттенок его глаз. Рукава сего одеяния были украшены вышивкой ручной работы, на тонких пальцах опять красовались массивные перстни с драгоценными камнями просто-таки неприличных размеров. А вот повязка на лбу все еще осталась, видимо, рана оказалась серьезной, раз ее не сумел быстро вылечить какой-нибудь приглашенный целитель.
Затем я перевела взгляд на себя, невежливо не отреагировав на его комплимент. Нет, пожалуй, я все-таки выгляжу как девица не слишком тяжелого поведения. Правда, роскошно одетая, но все же. Не сомневаюсь, что в родном Итроне меня не пустили бы на порог любого мало-мальски приличного заведения.
— Правда, все портит слишком кислое выражение твоего лица, — с насмешкой продолжил Томас, и в отражении я увидела, как он подошел ближе. Остановился почти вплотную ко мне, наклонился и вкрадчиво прошептал на ухо: — Улыбайся, Аль! Людей раздражают богатые, красивые личности, откровенно плюющие на всяческие условности и правила.
— Я не люблю никого раздражать, — хмуро возразила я, поморщившись от того, что он опять назвал меня таким отвратительным сокращением, более напоминающим собачью кличку.
— И зря. — Томас воссиял настолько радостной улыбкой, будто поднятая тема доставляла ему искреннее наслаждение. — Поверь мне, раздражать людей — это приятно. Очень приятно. Наблюдать за тем, как они бесятся, исходят ненавистью и злостью, но ничего не смеют сказать или сделать поперек тебя… О, разве может быть что-нибудь лучше? Но самое главное: любая эмоция заставляет человека продемонстрировать то, о чем он думает на самом деле. Я не зря говорил, что чувства делают нас слабее. И нет лучше способа, чтобы узнать самое уязвимое место противника. Разозли его как следует — и он сам даст тебе наиглавнейший козырь в игре против себя.
— Н-да, странно, что тебя не убили гораздо раньше, — не удержалась я от весьма резонного замечания. — Тяжело тебе, наверное, жить с такими убеждениями.
— Мне как раз жить легко. — Томас негромко рассмеялся, ни капли не покоробленный моим замечанием. — А вот моим врагам — не очень.
Я почувствовала, как его рука опустилась на мою талию. Скосила глаза, убедившись в этом. Затем опять посмотрела на лорда и гневно нахмурилась, намереваясь грозно потребовать от него прекратить это безобразие.
— Запомни мои слова. — Глаза Томаса сухо и страшно блеснули в отражении, и я испуганно прикусила язык, так ему ничего не сказав. — Аль, со мной нельзя ссориться.
— Да я вроде как и не собиралась, — проблеяла я, ощутив, как мое несчастное сердце сначала ухнуло в пятки, потом подскочило к горлу и там отчаянно затрепыхалась.
Но Томас опять любезно улыбался, как будто не угрожал мне только что. Более того, он наклонился ко мне и запечатлел легкий поцелуй на шее.
Я дернулась было, попыталась отпрянуть, но его рука, которая по-прежнему лежала на моей талии, в мгновение ока потяжелела, и он с легкостью удержал меня на месте.
— Никуда не годится! — возмущенно зацокал он языком, пока я хватала открытым ртом воздух, силясь не взорваться от крика, а по возможности спокойно объяснить ему, чтобы не смел так больше поступать!
— Что — «не годится»? — прошипела я, страдая от отчаянного желания развернуться и врезать ему тяжелую заслуженную пощечину.
— Ты не должна подпрыгивать на месте каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, — пояснил Томас, явно не видя в своем поведении ничего возмутительного или переходящего за грань. — Помни, что для всех отныне ты моя невеста. Причем не просто невеста, но девушка, с которой я уже разделил постель. То бишь, смущенный румянец, сдавленные смешки, смешно округленные от возмущения глазки, обиженные губки и прочее, что любят делать девушки в пикантных ситуациях, будет неуместно.
