Белая башня (СИ) - Лесина Екатерина

Понятно.

И не понятно.

— Я бы и тебя оставил, — Тень потер шею. — Но одному туда лезть точно не стоит.

— Не стоит, — согласился Миха. — Это не мост. Точно не мост.

Издалека рассмотреть получалось далеко не все, но пролетов, которые должны бы быть на мосту, Миха не увидел.

— Скорее на антенну похоже…

— На что? — Винченцо держался рядом.

— Это такая штука… в самом простом варианте — палка, из земли торчащая. Она собирает сигнал в воздухе. Усиливает его.

— Концентратор силы, — Винченцо кивнул. — Раньше была теория, что сила присутствует везде. И что её можно собирать из воздуха. И строили концентраторы… правда, ничего не получилось.

А у Древних вышло.

Только…

Если так, то лезть туда опасно. Определенно. И вариант с выжженным оврагом уже не кажется столь глупым. Напротив, чем больше Миха думал, тем…

— Посмотрим, — Тень качнул головой и оглянулся. — А вот третий нам бы не помешал.

Он прищурился, вглядываясь в заросли леса. И крикнул:

— Выходи! Дело есть!

Глава 13

Глава 13

Ирграм

Ирграм смотрел за людьми. Со временем это даже превратилось в своего рода развлечение. Довольно-таки странное, но за неимением иных вполне себе понятное.

Иногда он приближался, иногда отступал, изучая лес. Пару раз на него выскакивала мелкая нежить, но с нею вполне справлялся рытвенник. Однажды Ирграм сам наткнулся на глубокую ямину в корнях старого дерева. То накренилось, повисло на ветвях иных, так и не упав, а торчащие из земли корни стали неплохим укрытием для матерого могильника. По дневному времени могильник пребывал в полудреме, а потому у Ирграма получилось подобраться достаточно близко, чтобы разглядеть темную, бугристую чешую его, из-под которой высовывались сплетенные из костей конечности.

Тогда могильник почуял приближение Ирграма и заворочался, засуетился, приподнял полную мелких зубов пасть и дыхнул гнилью. Ирграм собирался было отступить, все же могильник — тварь крупная и опасная, но в голову пришла идея.

Ирграм стащил с шеи нить с пластиной и, взобравшись на сосну, накренился так, что пластина оказалась перед самой мордой твари. И могильник, втянув воздух — было слышно, как проходит он по костям, вызывая в них гудение — засуетился, потянулся, спеша выбраться из укрытия.

Уродливое его тело разворачивалось костяною лентой. И если первые сегменты, сотворенные в незапамятные времена, давно обрели форму и целостность, то далее тело это представляло собой комки плоти, проглоченной тварью, но так до конца и не переваренной. Поблескивал пузырь внешней оболочки, а сквозь него видно было, как переливается гнилистая жижа, заменявшая могильнику кровь, а в ней, что в супе, перекатываются какие-то кости, ошметки плоти и волос.

Где он их только находил?

Брюхо могильника так и осталось в норе, а вот ноги его приподнялись, и разошлись пластины на груди, выпуская пару тонких белесых псевдоконечностей.

Могильник попытался дотянуться до пластины, а когда не вышло, заухал, засвистел, закрутил головой.

И рытвенник, которому тварь определенно не нравилась, ответил низким гулким рыком. Впрочем, могильник, дёрнувшись было в сторону зверя, не счел его угрозой. И снова потянулся к пластине. Он начал подниматься, с трудом отрывая мясистую тушу свою от земли.

Ирграм даже ощутил некоторое разочарование.

Но вот туша замерла.

Пластина качнулась, и могильник с нею.

Влево.

Вправо.

И тонкий свист был полон такого нечеловеческого счастья, что даже как-то неудобно сделалось. Впрочем, это длилось всего мгновенье. А затем Ирграм ощутил потоки энергии, что потянулись к пластине. И к нему. Сперва медленные, едва заметные, но постепенно набирающие силу.

Он решился и уронил пластину в протянутые когти могильника.

Тот, ошалев от радости, качнулся, а затем прижал пластину к панцирю, да так и стоял, пока не осыпался грудой гнилой плоти.

— Вар-х, — заявил рытвенник, приблизившись к остаткам твари. И морду скривил. Недопереваренные могильником кости его явно не привлекали. А вот Ирграму пришлось постараться, чтобы вытащить пластину. И потом он долго оттирал её клочьями сухого мха, тихо матеря себя за глупость.

Впрочем, сила, которой его драгоценность поделилась, пожалуй, стоило мелких неудобств.

Потом уже он, оставляя людей — благо, его хозяйка то ли забыла о существовании Ирграма, то ли была занята иным — отходил, искал кого-нибудь, чтобы проверить свою теории.

Не находил.

Нежити хватало, но большею частью мелкой, суетливой и боязливой.

А потом люди тронулись в путь.

Ирграм увязался следом, почти даже не испытывая раздражения по этому поводу. Напротив, места рядом он осмотрел, далеко отходить опасался, вот и становилось слегка… скучно.

Да.

Сооружение Древних он ощутил задолго. Сперва характерным покалыванием по коже, таким, словно солнечный свет, и без того раздражавший донельзя, вдруг обрел плотность.

Потом появился запах. Едва уловимый, но заставивший рытвенника трясти головой и фыркать. Ирграм долго не мог определиться, чем же пахнет. А потом понял — так пахнет воздух, распоротый молнией. Спекшийся, свежий и сладкий. И запах этот буквально притягивал, заставляя приближаться, несмотря на то, что кожа зудела явно.

Он подходил осторожно, бочком. И в какой-то миг рытвенник, распластавшись на камнях, заскулил.

— Иди… туда, — Ирграм указал на овраг. — Жди. Я скоро вернусь.

Скоро не вышло.

Он подошел настолько близко, насколько получилось, потому как в какой-то момент покалывание и зуд превратились в боль. Кожа его стала нагреваться, и Ирграм понял, что еще шаг и он просто-напросто вспыхнет.

Но и люди не рискнули подойти ближе.

Он видел их.

И то, как упал Карраго.

И как медленно начала отступать прежняя хозяйка. Подумалось, что если она запнется и свалится, свернув при этом шею, будет смешно.

Не свалилась. Отошли они далеко, а вот наемник и тот, второй, остались что-то обсуждать.

Иргам не удержался и поскреб руку, а заодно отметил, что боль ушла, зуд и тот ослабел. Выходит, что тело его приспосабливается?

Он рискнул приблизиться к людям.

И снова замер, отмечая изменения. Снова боль, предупреждающая, что дальше соваться не стоит, но на сей раз длилась она буквально пару мгновений. Зуд. И успокоение.

Стало быть, тело действительно приспосабливается.

Но есть ли предел? И если да, то каков?

Ирграм сделал еще шаг и почти не поморщился. А потом услышал:

— Выходи! Дело есть!

Вот же… неугомонные. Он замер, раздумывая, стоит ли выглянуть, но услышал жесткое:

— Иди.

И этого приказа Ирграм не посмел ослушаться. Только зубами скрипнул. Надо было… что-то надо было делать. Но потом. Позже.

А сейчас он выбрался из зарослей.

— Печется, — сказал он жалобным тоном. — Плохо…

И вправду было неприятно, хотя и не настолько, чтобы вовсе невозможно было приблизиться.

— И как именно печется? — поинтересовался тот, другой, то ли наемник, то ли еще кто.

— Как на солнце, — подумав, ответил Ирграм. — Сильном солнце. Вот.

И руку вытянул. Сизая кожа его слегка покраснела, а на тыльной стороне ладони даже появилась россыпь мелких пузырьков, какие случаются после ожогов.

Интересно.

— Интересно, — Миара очутилась рядом и перехватила руку. — Это… что?

— Излучение, — мрачно произнес Дикарь и почесал голову. — Возможно, что радиоактивное. Если теоретически, то он был к солнцу восприимчив, вот и к нему тоже. Если так, то… соваться туда опасно.

Миара ткнула в пузырь невесть откуда взявшейся иглой и, подхватив каплю водянистой жидкости, поднесла её к носу.

Вдохнула.

Поморщилась.

— Я ничего не ощущаю.

— Там… дома у меня… в общем, было открыто такое излучение, которое невидно взглядом, но оно пронизывает все… почти все. Свинец вот может защитить отчасти. Главное, что слабое, оно присутствует почти везде, и в целом нормально переносится. Но когда его много, то оно вызывает болезни. Болезнь. Лучевую. Тело сгорает, причем при высоких концентрациях быстро. При не слишком высоких… в общем, ничего хорошего. Но соваться туда неразумно. По меньшей мере. Надо искать другой путь.