Виктория Шавина - Дорога в небо
Местные, в большинстве, улыбались. Сюрфюс знал, как важно заручиться их расположением. Ради него многое можно было вытерпеть: хоть всю ночь отплясывать с кем угодно что угодно — лишь бы обошлось без прикосновений —, хоть выслушивать байки и сплетни о тех, кого никогда не знал, и кто, может быть, давно покинул мир под небесами. И уж тем более — выбросить из головы все беды и утонуть в раздолье песен Хальты, в жёстком звоне гитарных струн и легкомыслии изобилия.
Испытывать терпение слушателей не стали — хватило и двух творений богатого края, чтобы те принялись о чём-то совещаться. Даже начался спор, но люди быстро утихли, когда пожилая женщина приложила к губам глиняную дудочку. Старики засуетились, освободили место и вот ещё трое форильцев примостились на траве. Вторая дудочка засипела в унисон первой, лютня откликнулась взволнованным тремоло. Последним вступил пузатый кувшин с голосом призрака.
Мелодия казалась вполне сносной, пока не засипели виртуозно расстроенные скрипки. Всадники-люди мужественно боролись с желанием заткнуть уши, Сил'ан немигающими взглядами змей пожирали музыкантов. Но на пяти минутах ужаса гостеприимные хозяева не остановились. Заиграли плясовую. Обманщица-лютня затянула приятный мотив, испытатели повеселели, только Сил'ан, предчувствуя неизбежное, с тоской взирали на скрипача, не опускавшего инструмент. И тот вступил, не обманув их ожиданий, визжа пронзительно и страстно что-то, не имевшее к рассказу лютни никакого отношения: другой темп и тональность, фальшь случайных сочетаний нисколько его не смущали. Два голоса орали, надрываясь, каждый о своём, не слушая другого.
Едва наступила тишина, Сюрфюс бросился к музыкантам — выразить горячую благодарность. Испытатели, опомнившись, последовали его примеру: они были готовы носить местных умельцев на руках, лишь бы те не могли дотянуться до своих пыточных орудий. Только Тсой-Уге и Кэльгёме не увлекло кипение страстей и, рассудив разумно, оба взялись за гитары: не мешало на всякий случай перехватить у форильцев инициативу.
Глубокой ночью, сразу после праздника, пятеро собрались на втором этаже одного из домов в просторной комнате со стрельчатыми окнами, закрытыми ставнями, и потолком из полированного деревянного камня. Её озарял лишь один светильник, матовый, похожий на коробку. За длинным низким столом на подушках сидели трое: комендант института и его коллеги-старожилы — на всех были опрятные, невыразительные платья, сшитые то ли портным в Коздеме, то ли местным тружеником иглы и нити.
— Сейчас надо быть трусом, — взвешенно, без всякой горячности утверждал Кер-Ва из Кел. — Как иначе ты сможешь улыбаться в глаза и клеветать за спиной, давать обещания, имея ввиду: ну хватит, заткнись уже о своих несчастьях, — и никогда не выполнять их, в лучшем случае извиняясь, будто за опоздание на пару минут. Или думать: хм, этот неудачник добился успеха — стоит возобновить общение, ведь когда-то мы были приятелями. Определённо, нужно превратиться в труса и назвать это благоразумием, потому что лучше глупцом быть вместе со всеми, чем мудрецом в одиночку.
Краску на лице Марлиз не скрыл даже слой белил.
— Дядя! — осторожно урезонила она.
Кер-Ва, грозный старик, совершенно седой, но крепкий, потягивал вино из чайной кружки и сердито взирал на полковника из под нахмуренных бровей. Непонятно было, чего он ожидал (и оттого заранее злился): согласия или спора.
— Сторона большинства меня не привлекает, — сказал Сюрфюс. — Один из самых обычных и ведущих к самым большим бедствиям соблазнов есть соблазн словами: «Все так делают».
Дядя Марлиз-Чен грохнул кружкой об стол:
— Будете биты! — возвестил он на общем.
Полковник невесело усмехнулся под маской:
— Это понятно.
Старики переглянулись.
— Чего стоите? — наконец, строго спросил Кер-Ва. — Садитесь.
Оба гостя отказались от вина, а форильцы наполнили кружки до половины, но пить не спешили, словно им просто нравилось рассматривать причудливые блики света на тёмной глади.
— Наша нравственность случайна, — сорванным голосом провозгласил комендант. Его чёрные глаза маслянисто блестели. — Нонешние умники видят панацею в законности. Квинтен-командир Кер-Ва из Кел видит её в мере. Им она не ведома. Не выйдет толку, помяните его слова. Суровые законы почти не исполняют, на мягкие — плюют.
Сил'ан издал странный звук: сухой угрожающий треск. Форильцы напряглись, позабыв о выпивке. Марлиз широко раскрыла глаза, ожидая стремительного броска, но полковник остался на месте. Кер-Ва пошевелился первым: негромко хмыкнул, поднял кружку — медленнее обычного — и сделал необыкновенно вдумчивый глоток.
— Я устал, — сказал ему полковник. — И ваши размышления меня, признаюсь, раздражают. Возможно, при других обстоятельствах я бы воспринял их с удовольствием.
Молчаливые коллеги коменданта предпочли уткнуться в свои чашки. Марлиз опасливо взглянула на дядю. Тот лишь передёрнул плечами:
— Говорил же: будете биты. Вот, пожалуйста! Уже язык на плечо.
Какое-то время все молчали. Кружки опускались и взмывали, мерно пульсировал приглушённый зелёный свет, скрипели насекомые то ли по углам, то ли за окном, да лягушки сыто урчали в траве.
— У них сегодня любовь, — заслушавшись, поведал один из коллег: нервный, маленький старичок с лицом розовым и гладким как у ребёнка. Глаза его, водянисто-голубые, подсказывали, что родился он в зоне Маро. Каким же насмешливым ветром занесло его в глушь рядом с Коздемом?
Голос у старичка был тоненький, дребезжащий, вызывающий жалость. Сюрфюс видел, что ему скоро девяносто шесть, и недоумевал, что же так упорно держит жизнь в тщедушном теле. Его линии никуда не годились, и странно было, что он протянул так же долго, как и здоровые весены с прекрасной наследственностью.
Старичок тем временем припомнил стихи:
«Старый-старый пруд.
Вдруг прыгнула лягушка –
Громкий всплеск воды».[26]
Читал он прекрасно. Ин-Хун мог бы у него поучиться.
— Только пруд далеко, — резонно заметил второй коллега, по годам — но не с виду — ровесник коменданта. Сдержанный, ещё красивый пожилой мужчина. У него росла борода, выдавая преобладание крови чужаков.
— Зар-ы дэа вэссе, — прямо спросил Кер-Ва. — Зачем ты пришёл?
Полупустой ангар с двумя входами: большими воротам, запертыми наглухо, и миниатюрной дверцей — чтобы не удариться о косяк, даже весенам приходилось наклоняться. Пахло прошлым, пылью и машинами, весь пол был усыпан серой сухой землицей. Лес стальных балок над головой, облупившаяся зелёная краска на стенах, тусклые массивные крюки кранов в полутьме у купола. Свет — сквозь окна в липких жёлтых потёках. Металлическая лесенка у левой стены — к двери в четырёх айрер от пола. Рядом окно — немногим чище прочих.
Полковник остановился перед узкой длинной ямой прямо посредине ангара. Ему показалось, что это прорезь в полу, и сквозь неё виден подземный этаж на головокружительной глубине — огромная пещера. Он посмотрел внимательнее: вода струилась по дну ямы, в ней отражались балки и тёмный потолок.
Было так тихо и солнечно, что верилось, будто машины у входа — кронштейны выглядывали из под пыльных чехлов — спят. Кер-Ва и бородатый мужчина подошли к яме.
— Знакомьтесь, — прокаркал дядя Марлиз-Чен. — Это старший научный сотрудник нашего института, Тел-Ге… не из благородных, так что… На его счету несколько десятков испытаний.
Комендант вздохнул, ещё потоптался, пока полковник называл себя, а потом, приволакивая правую ногу, побрёл к выходу.
— Наша работа похожа, — сказал Сюрфюс. — Но у нас — лётно-испытательного полка — нет своего здания, и мы не называемся институтом.
— Светская власть. Она не хоронит мертвецов, — бородач окинул ангар выразительным взглядом, — и, выходит, забывает дать имена детям.
— Что здесь было?
— И есть, — иронично добавил человек. — Институт исследования подвижности.
— Подвижности чего?
Бородач ухмыльнулся:
— Это тебе комендант лучше расскажет. Не будем лишать его удовольствия.
Полковник, подумав, не возразил и неторопливо поплыл к лестнице.
— Какие испытания вы проводили?
— Разные, — протянул бородач. Сил'ан оглянулся через плечо, человек неторопливо пояснил: — В сей лаборатории испытывали системы охлаждения — интенсивность потоотделения и прочее. Ещё на стенде можно снять полную энергетическую характеристику.
Полковник кивнул наверх:
— Там пункт наблюдения?
— Там сидит оператор. Сидел. Ему на пульт приходили все показатели. Сверху управлялись краны, когда не было мага, можно было отдавать команды — стоял усилитель звука. Или прятаться от грохота и рёва.
— Закрыто?
