Джеймс Блэйлок - Бэламнийская трилогия
Он вышел на последнюю лестничную площадку. Направо и налево от нее тянулся длинный коридор, а прямо перед Эскарготом находилась открытая стеклянная дверь, в которую задувал теплый ветерок. За ней, облокотясь на перила балкона, спиной к Эскарготу стоял гном в длинном пальто. Над шляпой с мягкими опущенными полями поднимались клубы дыма. Эскаргот направился к нему, замедлив шаг. Легкий ветер донес до него аромат табачного дыма, напоминающий отчасти запах водорослей в корзине, а отчасти запах размолотых костей человечков-невеличек. Гном повернулся и прищурился, склонив голову к плечу. Потом он вынул трубку изо рта и посуровел. Эскаргот в изумлении вытаращился на него, уронив на пол корзину с водорослями. Перед ним стоял не кто иной, как Эбнер Хелстром, – в твидовых брюках, в кружевной гофрированной рубашке и в галстуке с булавкой, головку которой украшал крохотный человеческий череп – то ли искусно вырезанный из слоновой кости, то ли настоящий.
10. Вверх по реке Твит
Эскаргот потерял дар речи. Ничто на свете не могло подготовить его к такой встрече – даже Смитерс. И даже если бы он мог говорить, что бы он сказал? Потребовал бы назад свои шарики? Осведомился бы о здоровье племянницы Эбнера Хелстрома? Похоже, гном тоже не горел желанием завязать разговор и равно удивленно таращился на Эскаргота, попыхивая трубкой столь яростно, что клубы дыма окутали его голову.
– Вот он! – раздался голос с лестничной площадки, и к ним торопливо направились двое: знакомый швейцар в красной ливрее, который явно намеревался вышвырнуть Эскаргота на улицу, и еще один мужчина в таком же костюме.
– Он вас беспокоит, сэр? – спросил швейцар дядюшку Хелстрома.
– Именно это он и делает, – сказал гном. – Он притащил какую-то мерзость в корзине, какую-то тухлятину. Она ужасно воняет.
– Возьми корзину, – велел швейцар своему товарищу.
– Ни в коем случае! – воскликнул дядюшка Хелстром, проворно подхватывая корзину с пола. – Я сам возьму… как улику, хорошо? Похоже на водоросли. Вполне возможно, они отравленные. Я натуралист, знаете ли. Я отдам это в лабораторию на исследование. Мой адвокат свяжется с вашей гостиницей в течение недели. А вы тем временем проводите джентльмена к выходу.
Гном заглянул под тряпки, потом поднял глаза и подмигнул Эскарготу, которого швейцары подталкивали к лестнице, а затем довели до самой двери и выставили за порог. Он зашагал по Королевской улице на юг, к заливу; лодку у него отобрали, водоросли украли, и все надежды рассыпались прахом. Но, пройдя полквартала, Эскаргот забыл о неприятном происшествии в гостинице, а вместе с ним о своих деньгах и водорослях. Существовали гораздо более важные и странные вопросы, над которыми стоило поломать голову.
Например, Эбнер Хелстром. Благодарение небу, он сам удивился при виде Эскаргота. Конечно, это было хорошо. Ибо, если бы он не удивился, что тогда? Что если бы он ожидал прибытия Эскаргота? Что тогда Эскарготу осталось бы делать? Жить на морском дне? Ему пришлось бы вернуться в Твомбли и наняться к Бизлу мойщиком витрин. Однако гном выказал неподдельное изумление. Он сумел-таки под конец подмигнуть Эскарготу, но ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.
Конечно, все это значило, что гном не ожидал такого гостя и что Эскаргот натолкнулся на некое фантастическое стечение обстоятельств. В целом это было к лучшему. На протяжении многих недель Эскаргот находился (или так казалось) во власти дядюшки Хелстрома, вынудившего его бежать из Твомбли и гонявшегося за ним по Городу-на-Побережье. А теперь сам Эскаргот вдруг появился перед гномом невесть откуда. Наверное, Хелстром здорово растерялся, когда обернулся и увидел Эскаргота, направляющегося к нему. Проклятье! Если бы он только имел в ту минуту решительный вид! Если бы только сам не обнаружил явного удивления при виде гнома! Если бы сумел подмигнуть первым, черт возьми! Но он не сумел.
Безусловно, на этом дело не кончалось. События продолжали развиваться. Представлялось очевидным, что дядюшка Хелстром прибыл в Бэламнию не просто на выходные и что история с агатовыми шариками и ведьмой в переулке является частью некоей грандиозной, таинственной истории. Куда делась Лета? Она сидела на погребальном костре и вдруг в мгновение ока исчезла. И здесь находится дядюшка Хелстром, верно? Да, события продолжали развиваться, и Эскаргот, поставив крест на торговле водорослями, чувствовал потребность следить за ними. Больше ему ничего не оставалось делать. Он пересек Королевскую улицу, завидев открытое кафе напротив, сел за столик в тени и потратил последние деньги Креслоу на кружку эля.
Получасом позже на противоположной стороне улицы появился Эбнер Хелстром, который шел быстрым шагом, словно направляясь куда-то по делу. Чувствуя себя сыщиком, Эскаргот осушил кружку, встал, прищурившись осмотрелся по сторонам и последовал за гномом по своей стороне улицы, стараясь держаться в тенях, которые с приближением вечера стали длинными и густыми.
Похоже, гнома нисколько не волновало, следят за ним или нет. Да и с какой стати было ему волноваться? Он наверняка счел неожиданное появление Эскаргота всего лишь случайностью. Но, случайная или нет, эта встреча испугала его. «Вероятно, – подумал Эскаргот, – человек вроде Хелстрома настолько поглощен своими кознями и интригами, что естественным образом подозревает всех остальных в таких же коварных происках. Кто относится к людям с большим недоверием, чем человек с нечистой совестью?»
Уже наступил вечер, когда Эбнер Хелстром достиг залива. Легкий ветер разогнал облака, и в чистом небе сияли тысячи звезд, тесня друг друга в борьбе за свободное пространство. Там и сям на темной недвижной глади воды виднелись расплывчатые очертания стоящих на якоре катеров, и в каютах нескольких из них весело горели огни, словно владельцы суденышек остались на ночь на борту. На востоке, далеко от берега, из темноты выступала длинная арка первого из тринадцати мостов, испещренная пятнами света от фонарей, установленных на мосту.
На берегу залива теснились полуразвалившиеся домишки, здания складов, консервных заводиков и старые, украшенные башенками особняки, которые знавали лучшие времена, а теперь перешли в распоряжение крыс, бездомных котов и постояльцев, попавших в бедственное положение. Многие дома стояли на сваях, и под ними тихо плескались волны. В залив выдавались полуразрушенные пирсы, порой державшиеся всего лишь на дюжине-другой низко осевших свай, местами связанных обросшими мхом и ракушками брусьями, которые крепились к столбам ржавыми болтами. В вечернем воздухе слышался запах рыбы, дегтя и сухих водорослей – в целом недурной запах, но он привносил в царящую вокруг поскрипывающую и потрескивающую темноту некий затхлый дух, отчего при лунном свете это место казалось гораздо более зловещим, чем при свете дня.
