Кассандра Клэр - Draco Veritas
Блез засунула палочку обратно за резинку чулка и скрестила руки на груди:
— Сядь, Пенси.
Пенси медленно поднялась. Вид у нее был помятый, помада разъехалась по всему лицу, голос сел и напоминал некрасивое рычание. Однако она была трезва, как стеклышко.
— Корова, — возмутилась она, — зачем ты это сделала?
— Мне казалось, что это просто необходимо: во-первых, мне нужно было с тобой поговорить, а, во-вторых, судя по всему, это не произошло бы раньше, чем ты не продемонстрировала бы свои трусы всем слизеринским семикурсникам.
— Не всем семикурсникам, — ядовито возразила Пенси. — Только парням.
— Не знаю — не знаю. Ты что-то слишком меня лапала. Нет, я тебя вовсе не обвиняю: наверняка сейчас, когда твой дружок исчез с лица земли, ты чувствуешь себя такой одинокой…
Пенси отчаянно покраснела.
— Рон Уизли мне не дружок.
— Конечно-конечно, ты права, — с готовностью согласилась Блез, — ведь он бы тебя и пальцем не тронул, если бы знал, кто ты есть на самом деле.
Пенси усмехнулась.
— Ну, если сравнивать с тем, чем там трогал тебя Драко… Словно никто из нас и не знает, что он ходил с тобой только затем, чтобы никто не заметил, что он, на самом деле, пытается залезть в трусы к этой ужасной гриффиндорке…
Блез расхохоталась.
— Что смешного? — Пенси поморщилась и приложила руку к голове.
— Ничего. Продолжай, Пенси, я убеждена, что Драко уже давно решил вопрос с трусами.
Пенси пожала плечами.
— Ну, я бы не была так убеждена. Он ведь у нас всегда так правильно относился к грязнокровками и маглолюбцам — но мне кажется, что иногда чистокровному волшебнику просто хочется вываляться в грязи; ему нравится все мерзкое, тошнотворное…
Блез прислонилась к двери.
— А как там насчет Рона Уизли? Тебя от него не тошнило?
Пенси вздернула подбородок:
— Он чистокровный волшебник. Его кровь такая же голубая, как и кровь Драко. Просто он беден. И ты должна об этом знать, Блез.
Губы Блез изогнулись в улыбке.
— Ты влюблена в него.
Пенси опустила глаза к своим рукам:
— Ничего подобного.
— О, да. Влюблена, — Блез пересекла комнату и подошла к Пенси, глядя сверху вниз на ее макушку — спутанные каштановые волосы, растерявшие все свои блестящие заколки. — Что ты дала ему, Пенси? Там было так мало защитных заклинаний для всех нас, а ты бы не оставила его беззащитным, особенно, если ты его любишь. Так как ты защитила его?
— Не твое дело, — отрезала Пенси.
— Мое. Я помню, что ты просила одну из моих лишних заколок — помнишь, как ты взбесилась, когда я тебе отказала? Но ведь ты знала — существует строгий запрет на защиту тех, кто не входит в наш круг. Подозреваю, ты именно так и поступила. Уизли знает, что конкретно ты ему дала?
Губы Пенси задергались, казалось, она сейчас займется любимым делом — зайдется в приступе мстительных рыданий. Но Блез даже не задумалась об этом: какие-то полузабытые образы вдруг всплыли у нее в памяти и начали быстро-быстро складываться в единую картинку.
Она вспомнила рухнувшую с метлы Джинни Уизли — во время последнего матча по квиддичу она пролетела мимо брата. Вспомнила Невилла Лонгботтома, пытающегося привлечь всеобщее внимание к пропаже своей жабы. Вспомнила, как сидела у кровати Малькольма в лазарете, и тот пытался вспомнить, что произошло; тогда он еще сказал, что последнее, что он помнил перед тем, как отрубиться, — это то, что он зашел в комнату старост…
— Черт возьми, Пенси… Это же так рискованно… Да ещё в школе… Так ты сама её убила? Как ты от неё избавилась? Как избавилась от улики?
Пенси резко вскинула голову, вздернутые губы обнажили мелкие острые зубы:
— Заткнись, Блез, ты ничего не знаешь…
— Я знаю достаточно! — взбешенно перебила ее Блез.
— Я тоже, — Пенси вскочила на ноги и стояла, сжав кулаки. — Я заметила, что ты что-то перестала носить свои заколки, Блез, дорогуша, — прошипела она. — Я-то все гадала, куда они подевались? Я бы сказала, что ты отдала их своему Драко, любимому Драко — этому предателю, этой крысе, этому любителю грязнокровок. Ты ведь прекрасно знаешь, почему они ему не предназначались: он больше не один из нас. Ты что-то там говорила про то, что я влюблена? Думаешь, я не видела, как ты пялишься на него, когда он на тебя не смотрит? Может, он тебе и платил, но для тебя это стало реальностью, правда, Блез? Смейся надо мной, сколько хочешь, надо мной и Роном — зато он хотел быть со мной…
— Да он даже не знал, что это ты!
— Зато я дала ему лучшую защиту! — взорвалась Пенси, раздуваясь от ярости. — Ты не можешь защитить Драко — ему не жить — я слышала, как это говорил мой отец: он умирает и тут ничего нельзя поделать. И я этому рада! У тебя всегда были те парни, которых ты хотела, — тебе было достаточно улыбнуться, посмотреть на них — и они сами падали к твоим ногам. Но ты хотела его. А он никогда не хотел тебя — ты же видела, что он постоянно смотрит на гриффиндорский стол, также как и я… А теперь он умирает, а ты так его и не заполучила — и я этому безмерно рада: надеюсь, что тебе больно, что это разобьет тебе сердце, если, конечно, оно у тебя вообще есть…
Пенси задохнулась и замолчала. Она стояла, всё ещё сжимая кулаки, по её щекам лились слезы.
— О чем ты? — тихо спросила её Блез. — Что ты такое говорила про Драко? Что с ним должно произойти?
Пенси подняла на нее мокрое от слез лицо. Её губы сжались в ниточку.
— Ты что — ничего не поняла? Это уже произошло.
Блез стояла, не сводя с нее глаз.
— Ты не в силах ему помочь, — сказала Пенси. — Ты даже себе не в силах помочь, — оттолкнув Блез, она вылетела из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.
* * *
Много-много веков назад, в стародавние времена среди сливок волшебного общества, в семьях, которые блюли традиции, было такое правило: при отправке письма птицу для доставки подбирали соответственно вести. Белая птица несла послание о мире и дружбе, красная — любовное письмо, черная — весть о мести, коричневая — мирные предложения, синяя — сообщение о победе, а серая — извещение о поражении или смерти.
Сейчас в окно замка влетела коричневая сипуха в металлическом ошейнике. в замке было приятно тепло, воздух трепетал от легких движений ее крыльев, она заскользила по коридорам, вдоль лестниц, пока не нашла небольшую комнатушку и мальчика внутри.
Он сидел, привалившись к стене и согнув ноги, уткнувшись светловолосой головой в коленки и обхватив себя руками. Он распространял вокруг себя какой-то серебристый свет… впрочем, возможно, это был вовсе и не свет.