Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов
— Хорошо. Я стану вести себя правильно. Если потребуется, я даже переберусь в тюрьму, а потом сделаю-таки себе альтернативную маску для прогулок.
— Ну, подавляющее большинство больших шишек и в Граше, и в Княжествах с детства живут именно так и не жалуются. И тюрьмой охрану не считают. Привыкнешь и ты. Кстати, раз уж зашла речь об масках, есть у меня сюрприз. Открой-ка мне визуальный канал. И слуховой заодно.
— Зачем? — Карина подозрительно посмотрела на него снизу вверх. — Рис, ты же знаешь, я сюрпризы терпеть не могу.
— Давай-давай! — цыкнул Семен. — Не бойся, сексуальные непотребства не покажу. Ах, да, ты же катонийка, тебя ими не удивишь. Ну, все равно, ничего страшного.
— Рис! — Карина поднесла к его носу сжатый кулак. — Ты мне сегодня уже один сюрприз с шаманскими плясками устроил. Только попробуй сделать что-нибудь такое же… экстравагантное! Я человек мирный, но все равно прибью!
— Договорились, — покладисто согласился Семен. — Открывай.
Поколебавшись, Карина откинулась на траву и закрыла глаза.
— Давай, — сказала она. — Третий и четвертый.
…комната, залитая солнцем, колышется вокруг, словно затянутый зыбким туманом. Гулкие звуки мечутся вокруг, отдаваясь от сводов головы, и в них с большим трудом угадываются человеческие голоса.
— …откуда… ребенок… прямо на крыльце…
— …периода еще не исполнилось… сволочи…
— …никаких следов… что полиция…
— …выясняют… пока детский дом…
— Что ты мне транслируешь? — Карина резко села. — Рис, это ведь каналы какого-то фантома, да? Только не говори мне…
— Двухнедельная девочка. Достоверная автономная проекция. Твоя любимая Масария. Вчера днем по тамошнему времени я подбросил ее в коляске на крыльцо полицейского участка в комплекте с трогательной запиской. Они все еще ломают голову, почему не могут установить родителей по генетическому паспорту, но делать-то нечего. Не выбрасывать же ее на помойку. Отдадут в детдом, и пусть себе взрослеет обычным путем.
— Зачем она тебе?
— Не мне — тебе. Помнишь, я в свое время предлагал? Запасной аэродром на случай, когда окончательно надоест политиканствовать. Я запрограммировал ее так, чтобы ты в любой момент могла перехватывать управление на себя. Ключи я тебе переслал, пользуйся.
— А… — Карина осеклась и потерла лоб. — Ты предлагаешь мне снова вернуться в детство? В сироты?
— В детство — но не в сироты. Найти себе приемных родителей ты сможешь в любой момент. У тебя появится возможность прожить человеческую жизнь с начала, без груза нервных потрясений и скандальной известности. Построить жизнь заново.
— А если я не захочу?
— Тогда ребенок останется социальным сенсором. Вообще-то я у Камилла идею украл. Он хоть и сукин сын, но умен, не отнимешь. Кара, тебе незачем принимать решение сейчас. Я всего лишь даю тебе путь для отступления, не хочешь — не пользуйся.
— Спасибо, Рис. Я оценила, — Карина снова забралась к нему под мышку. — Я подумаю. — Она вздохнула и закрыла глаза. — Сейчас я просто как-то устала. Спать безумно хочется.
— Спи, — согласился Семен. — И постарайся увидеть хороший сон. Завтра у нас тяжелый день.
— Рис, — сонно спросила Карина, — а как ее назовут? Девочку? Я не хочу, чтобы ей случайно имя выбрали.
— И не выберут. Я в записке указал, что ее зовут Рэнна. Рэнна Тэнси.
— А, хорошо. Мне нравится, — она широко зевнула. — Рис, разбуди меня через пару часов, если сама не проснусь, ладно? Я хочу еще немного материалы перед заседаниями почитать.
— Хорошо. А теперь отдыхай.
Маленькая женщина и молодой мужчина с глазами глубокого старика сидели, прижавшись друг к другу, на зеленом холме над журчащей рекой несуществующего мира. Женщина спала тихим детским сном, свернувшись в клубочек и привалившись к боку своего спутника, а тот молча смотрел вдаль, теребя упругую травинку пальцами свободной руки. Зеленая бескрайняя степь тянулась до самого горизонта, и река, бесконечная, как само время, текла меж холмами, все время одинаковая и все время меняющаяся. Женщина не видела никаких снов, а мужчина давно перестал спать, чтобы не видеть кошмары. Он вспоминал свою прежнюю жизнь и чувствовал, как прошлое потихоньку подергивается дымкой и откатывается назад, словно стена глухого сырого тумана, из которой вырываешься на широкие солнечные просторы, где впереди — только свобода, ветер и солнце.
— Ты изменишься, Кара, — тихо прошептал он. — Не меняются только мертвые. Ты такая же, как я в юности: упрямая одиночка, предпочитающая тихую неизвестность, но вынужденная тащить на себе груз ответственности. Я изменился, и ты тоже изменишься. И я снова изменюсь благодаря тебе. Спасибо тебе за тихое упрямство. За то, что напомнила мне, как следует жить. Ты справишься, и я — тоже. В конце концов, Хранитель однажды — Хранитель навсегда. Где ты сейчас, Суоко, научившая меня этой истине? Мы не слишком хорошо расстались, но я надеюсь, ты тоже сумела преодолеть себя.
Он покрепче прижал к себе крепко спящую маленькую женщину.
— Спи, Кара. Спи. Завтра у нас у всех тяжелый день.
Высоко в небе ласковое солнце на мгновение сверкнуло в сапфирной броши девочки с разноцветными глазами, раскинувшей руки и стремительно пикирующей вниз, к совсем другому зеленому холму над той же самой рекой. На вершине холма стоял простой деревянный дом, на пороге которого сидели, взявшись за руки, словно дети, мастер-кукольник Нобара и его жена Суйгин. И губы мастера тихо шептали слова, складывающиеся в ритмичные строчки:
Искрится лента меж холмов, холмов зеленых.
Течет река из тех краев, где листья кленов
Неспешно шелестят в тени старинной рощи,
Где одинокая сосна негромко ропщет.
Течет река, и берега то станут кручей,
Подмытой озорной водой, злой и кипучей,
То вдруг отпрянут от реки, и зеркалами
Вода, спокойна и тиха, на небо глянет.
Где той реки исток — родник, болото?
По лесу весело бежит? Застыл в дремоте?
Нам не дано узнать, где он. Из дальней дали
Течет река меж берегов и жизнь нам дарит,
И это все, что знаем мы. Но нам не важно
О прошлом получить ответ любой и каждый.
