Далия Трускиновская - Шайтан-звезда
– Да, ты обязан это сделать, ибо ты был создан для разрушения! – отвечал гуль, выпрямившись и расправив плечи. – И я позвал тебя, зная, что это грозит мне смертью!
– Скажи ему о Гурабе Ятрибском! – раздалось в голове у гуля. – Ведь он обязан Гурабу Ятрибскому повиновением! О, если бы сейчас для меня раскрылись Врата огня!..
– Тебе непременно хотелось умереть в зубах у ифрита? – с некоторым недоумением осведомился Грохочущий Гром.
– Нет, мне вообще не хочется умирать. Но человек, от которого я получил этот талисман, – Хайсагур протянул на ладони медное кольцо, – полагал, что ты из уважения к нему окажешь мне снисхождение, о могучий ифрит.
– Он вручил тебе лишь это кольцо, о несчастный? – не дождавшись ответа, Грохочущий Гром расхохотался. – Тогда пожелай от меня, какой смертью умрешь и какой казнью будешь казнен! Ты украл кольцо – ибо ты не получил к нему в придачу сильных заклинаний власти!
– Можешь ли ты сделать так, чтобы я умер от старости? – спросил Хайсагур.
Огромная рука протянулась к нему и ухватила его, больно сжав бедра и живот. Поднятый вверх, гуль ухватился руками за бороду ифрита. И вырвал из нее несколько волосков, когда Грохочущий Гром отдалил его от разинутого рта на расстояние вытянутой руки.
– Вот прекрасная добыча – откормленный дикими козами и упитанными девушками горный гуль! – воскликнул он. И тут же подпрыгнул.
Это Маймун ибн Дамдам, подбежав сбоку, развернулся и что было сил лягнул его в щиколотку.
Не выпуская Хайсагура, Грохочущий Гром опустился на корточки и протянул другую руку вслед убегающему коню.
Почувствовав ослабление хватки, гуль ухватился за указательный палец ифрита и принялся выворачивать его из сустава.
Грохочущий Гром снова поднес его к подобному пещере рту – но Хайсагур уперся ногами в его подбородок с такой силой, что ифрит и гуль на мгновение как бы окаменели в равном единоборстве.
Огненные глаза ифрита встретились с глазами гуля. Сверкание их и исходивший из них жар были невыносимы – казалось, у Хайсагура вот-вот вспыхнут брови и ресницы.
Впервые в жизни у гуля мелькнула мысль о том, что, раз уж гибель неизбежна, нужно принять ее, как всякий дар Аллаха, без суеты. Он сделала все, что мог, и он проиграл эту схватку, а прийти ему на помощь некому – вот разве что та безумная, с синими знаками на щеке, бросилась бы сейчас вызволять его из пасти ифрита так же безрассудно, как отправилась за его телом в Пестрый замок!
И гулю сделалось стыдно!
Он не думал, что когда-либо в предсмертный миг ощутит стыд перед далекой женщиной. Однако это свершилось – и именно стыд заставил его разомкнуть веки и принять в себя жар и пламя огромных глаз Грохочущего Грома.
А за стеной пламени были прохлада и пустота…
* * *Отбежав довольно далеко от ифрита Грохочущего Грома, Маймун ибн Дамдам остановился и чуть повернул голову, готовый немедленно удирать прочь, ибо помочь Хайсагуру он уже не мог.
Одна мысль владела им – отыскать в пустыне заброшенный колодец, где могла бы жить семья джиннов, и позвать на помощь род Раджмуса, если только Аллах пошлет ему встречу именно с правоверными джиннами. Иначе его затея окончится малоприятной встречей с грозным Красным царем…
Ифрит, как ни странно, продолжал сидеть на корточках, не откусывая голову гулю и глядя на него как бы с недоумением. Гуль же в его руках выглядел потерявшим сознание, как если бы его душа от страха перед пастью ифрита улетела…
Терпение было не в привычках как у аль-Яхмума, так и у Маймуна ибн Дамдама. Не в силах долго и неподвижно стоять на одном месте, вглядываясь в странную фигуру ифрита, он ударил оземь копытом. Ифрит поднял голову.
Затем произошло самое удивительное – он осторожно положил на камни тело гуля, и не как попало, а старательно устроив его со всеми возможными удобствами.
Это могло означать лишь одно!
Одновременно веря и не веря такой неожиданной удаче, джинн испустил вопль восторга, который человеку постороннему показался бы пронзительным ржанием коня.
– Беги скорее сюда, о друг Аллаха! – услышал он приглушенный, но все еще устрашающий голос. – Клянусь небом, обладателем путей звездных, я думал, что сгорю заживо! Только не подходи близко! Мои ноги теперь такой величины, что я могу раздавить дом, не заметив этого.
– О Хайсагур! – радостно отвечал на это джинн. – То, что ты совершил – изумительно и достойно того, чтобы быть записанным иглами в уголках глаз в назидание поуча…
– Знаю, знаю, – торопливо перебил его Хайсагур. – Ради Аллаха, помолчи немного. У этих проклятых ифритов память устроена вовсе не так, как у людей. Я хочу понять, каким образом они заставляют свое тело летать, и каково устройство их глаз, и откуда берется пламя, и в чем причина его цвета…
– Пойми прежде всего, как ифриты сжимаются и уплотняются до человеческого роста, – посоветовал джинн любознательному гулю. – Я знаю, что они проделывают это, как и мы. И еще попробуй узнать, помнит ли он хоть что-либо о Гурабе Ятрибском.
– Разрази меня Аллах в печень и в селезенку!.. – огорченно пробормотал Хайсагур. – Когда еще мне так повезет и я вселюсь в тело ифрита? Конечно же, ты прав, и я должен прежде всего подумать о Гурабе Ятрибском… Но неужели все эти прекрасные тайны так и останутся непознанными?
Он сел на камни рядом со своей подлинной плотью, а Маймун ибн Дамдам подошел к нему и, встав между его ног, снизу вверх уставился с надеждой в огромное круглое лицо. Вдруг он опять пронзительно заржал.
– Горе тебе, ты сбил меня с пути размышлений! – рассердился гуль. – Что тебя так насмешило?
– Прости, о благородный гуль… – голос в голове у ифрита, временно ставшей головой Хайсагура, задыхался от хохота. – То, что оставил тебе отец… Твой айр…
– Что смешного увидел ты в моем айре? – удивился Хайсагур, но, наклонив голову, сообразил, в чем дело. Мужское достоинство ифрита, ставшее теперь и его мужским достоинством, полуприкрытое вороной шерстью, обладало толщиной и протяженностью, соизмеримыми только с туловищем аль-Яхмума, так что джинн впал от близости такой громадины в некое развеселое безумие.
Он бормотал что-то уж вовсе непотребное о женщинах из рода ифритов, которые должны преследовать обладателя такого достоинства, срывая на лету изары и визжа от восторга, и красноречиво описывал фарджи, соответствующие столь внушительным айрам, и выдвигал предположения о том, сколько всевозможного имущества могло бы поместиться в этих умопомрачительных фарджах…
– Ради Аллаха, угомонишься ли ты наконец? – рассердился гуль, который не любил этих разговоров по причине длительного воздержания. – Если ты хочешь, чтобы я нашел нить, ведущую к Гурабу Ятрибскому, сделай милость, помолчи! Память этого ифрита похожа на кучу военной добычи посреди лагеря, где все перемешалось и вымазано грязью!
