John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)
«Хошь – день, а не хошь – как хошь», – говорил себе Сэм, выглядывая из-под тернового укрытия. Бурая мгла превращалась в бесцветный непроницаемый туман. Стояла холодная духота. Фродо спал беспокойно, ворочался и метался, бормотал во сне. Дважды Сэму послышалось имя Гэндальфа. Время тянулось по-страшному. Наконец Сэм услышал за спиной шипение и, обернувшись, увидел Горлума на карачках; глаза его сверкали.
– Вставайте, вставайте! Вставайте, сони! – зашептал он. – Вставайте бысстренько! Нельзя мешкать, ниссколько нельзя. Надо идти, надо выходить сейчас. Мешкать нельзя!
Сэм недоуменно взглянул на него: перепугался, что ли, или так гоношится?
– Прямо сейчас? Чего это ты вскинулся? Еще не время. Еще и полдничать-то не время: в порядочных домах даже на стол собирать не начали.
– Глупоссти! – засипел Горлум. – Мы не в порядочных домах. Время уходит, время бежит, потом будет поздно. Мешкать нельзя! Надо идти! Вставай, хозяин, вставай!
Он потряс за плечо Фродо, и Фродо, внезапно разбуженный, сел и перехватил его руку. Горлум вырвался и попятился.
– Без всяких глупостей, – процедил он. – Надо идти. Нельзя мешкать!
Объяснений они от него не добились, не сказал он, и где был, и с чего так заторопился. Донельзя подозрительно все это было Сэму, но Фродо вникать не хотел. Он вздохнул, вскинул котомку и, видно, готов был брести невесть куда, в густую темень.
Со всей осторожностью вывел их Горлум на гору, прячась, где только возможно, и перебегая открытые места; но едва ли и самый зоркий зверь углядел бы хоббитов в капюшонах и эльфийских плащах, да и бесшумны они были, как сущие хоббиты: ни веточка не хрустнула, ни былинка не прошелестела.
Час или около того они молча шли гуськом в сумраке и полной тишине, лишь изредка погромыхивали то ли раскаты грома, то ли барабаны в горах. Они спускались, забирая все южнее, насколько позволяли буераки. Невдалеке темной стеной возникла купа деревьев. Подобравшись ближе, они увидели, что деревья огромные и очень старые, но все же величавые, хотя обугленные их вершины были обломаны, будто в них била молния, но ни она, ни свирепая буря не смогли сгубить их или выдрать из земли вековые корни.
– Развилок, да, – прошептал Горлум, молчавший от самой рытвины. – Нам его не миновать.
Свернув на восток, он повел их в гору, и вдруг перед глазами открылась Южная дорога, извивавшаяся у горных подножий и исчезавшая меж деревьев.
– Иначе не пройти, – шепнул Горлум. – За дорогой тропок нет, ни тропочки. Надо дойти до Развилка. Мешкать нельзя! Только ни слова!
Скрытно, будто разведчики во вражеском стане, сползли они вниз к дороге и по-кошачьи крались у западной обочины, подле серого парапета, сами серее камней. И вошли в древесную колоннаду, как в разрушенный дворец под темным пологом небес, и словно арки зияли промежутки меж исполинскими стволами. Посреди колоннады крестом расходились четыре дороги: одна вела назад, к Мораннону, другая – на дальний юг, справа вздымалась дорога из древнего Осгилиата: она пересекала тракт и уходила на восток, в темноту; туда и лежал их путь.
На миг остановившись в страхе, Фродо вдруг заметил, что кругом посветлело и отблесками дальнего света озарилось лицо Сэма. Он обратил взгляд к прямой, как тугая лента, дороге книзу, на Осгилиат. Далеко над скорбным Гондором, одетым тенью, солнце выглянуло из-под медленной лавины туч, и огнистое крыло заката простерлось к еще не оскверненному Морю. И осветилась огромная сидячая фигура, величественная, под стать Каменным Гигантам на Андуине. Обветренная тысячелетиями, она была покалечена и изуродована недавно. Голову отломали, на место ее в насмешку водрузили валун: грубо намалеванная рожа с одним красным глазом во лбу ухмылялась во весь рот. Колени, высокий трон и постамент были исписаны бранными словами и разрисованы мерзостными мордорскими иероглифами.
И вдруг Фродо увидел в последних солнечных лучах голову старого государя, брошенную у дороги.
– Гляди, Сэм! – крикнул он, от изумления снова обретя дар речи. – Гляди! Он в короне!
Глаза были выбиты и отколота каменная борода, но на высоком суровом челе появился серебряно-золотой венец. Повилика в белых звездочках благоговейно обвила голову поверженного государя, а желтые цветы жив-травы, заячьей капусты осыпали его каменные волосы.
– Не вечно им побеждать! – сказал Фродо.
Но солнечные блики уже пропали, а солнце погасло, как разбитая лампа, и ночная темень стала еще чернее.
Глава VIII. БЛИЗ КИРИТ-УНГОЛА
Горлум дергал Фродо за плащ и трясся от страха и нетерпения.
– Идти, идти надо, – шипел он. – Здесь нельзя стоять. И мешкать нельзя!
Фродо нехотя повернулся спиной к западу и следом за своим провожатым вышел из кольца деревьев дорогой, уводящей в горы. Сперва она тоже вела прямо, но скоро отклонилась на юг, к огромному каменному утесу, виденному с холма; проступая сквозь темноту, он грозно придвинулся к ним. Дорога заползла в его тень и, огибая отвесное подножие, подалась к востоку и круто пошла в гору.
У Фродо и Сэма было так тяжко на сердце, что они перестали заглядывать в будущее, и страх отпустил их. Фродо брел, свесив голову: ноша опять тяготила его. Как только они свернули с Развилка, этот гнет, почти забытый в Итилии, усиливался с каждой минутой. Изнывая от крутизны дороги под ногами, он устало поднял взгляд – и увидел ее, в точности как говорил Горлум, прямо над собой: крепость Кольценосцев. Его отшатнуло к парапету.
Длинная долина теневым клином вдавалась в горы. По ту ее сторону, на высоком уступе, точно на черных коленях Эфель-Дуата, высились башня и стены Минас-Моргула. Над темной землей застыло темное небо, а крепость светилась, но не тем оправленным в мрамор лунным сиянием, каким лучились некогда стены Минас-Итила, озаряя окрестные горы. Теперь ее свет был болезненно-мутным, лунно-белесым; она источала его, точно смрадное гниение, светилась, как гниющий труп, не освещая ничего. В стенах и башне зияли черные оконные дыры, а купол был извернуто скруглен: мертвец, казалось, косится с ухмылкой. Три спутника замерли и съежились, глядя как завороженные. Горлум опомнился первым. Он молча тянул их за плащи и чуть не тащил вперед. Каждый шаг был мучителен, время растянулось, и тошнотворно медленно ступала нога.
Так они добрели до белого моста. Дорога, слабо мерцая, пересекала поток посреди долины и подбиралась извивами к воротам – черной пасти в северной стене. По берегам протянулись плоские низины, туманные луга в беловатых цветах. Они светились по-своему, красивые и жуткие, точно увиденные в страшном сне, и разливали гниловато-кладбищенский запах. Мост вел от луга к лугу; изваяния стояли при входе – искусные подобия людей и зверей, бредовые искажения земных обличий. Вода струилась беззвучно; клубясь, овеивали мост ее мертвенно-холодные отравные испарения. У Фродо закружилась голова и в глазах померкло; вдруг, словно незримая сила одолела его волю, он заторопился, заковылял вперед, вытянув руки; голова его моталась. Сэм с Горлумом оба кинулись за ним. Сэм подхватил хозяина: тот споткнулся и чуть не упал у самого входа на мост.
