Урсула Ле Гуин - Порог (сборник)
Но ведь здесь прошла вся моя жизнь… Хотя я стараюсь возить Лили в Портленд так часто, как только могу, потому что не хочу, чтобы мой ребенок рос среди всеобщего невежества. Если она потом выйдет замуж за кого-нибудь не из Клэтсэнда, я буду очень рада. Здесь для нее никого подходящего нет. Возможно, когда она сама начнет ездить повсюду, ходить на балы и вечеринки с подругами-старшеклассницами, то сумеет познакомиться с каким-нибудь приятным молодым человеком. Я даже подумывала, не отослать ли ее в «Сент-Мэри-скул» в Портленд, чтобы она среднюю школу там закончила. Мэри говорила, что хотела бы отправить туда Дороти. Но я все-таки насчет этого не совсем уверена. Я знаю только одно: я-то здесь застряла навсегда, но душа моя и не стремится дальше Бретон-Хэд. Не знаю почему. В действительности, я всегда по-настоящему хотела только свободы. И теперь она у меня есть.
ВИРДЖИНИЯ, 1955Раньше мне всегда нравились мои рисунки, и всем они нравились. Но сегодня я хотела нарисовать для бабушки лося. Такого, как те, которых мы видели на нашей Собственности, и как лось на той чашке, что стоит в витрине магазина. Я хотела нарисовать его и подарить ей в день рождения. Но у меня получилась какая-то длинная штуковина, похожая на сигару, из которой торчали четыре палки. И я повсюду заехала за нарисованный карандашом контур, а когда взяла черную краску и попыталась обвести контур, сделать его потолще, то получилось еще хуже, и я сперва хотела все стереть, а потом взяла чистый лист бумаги и стала рисовать — очень легкими, тоненькими линиями, почти незаметными, чтобы если у меня что-нибудь получится не правильно, то можно было бы стереть. Но все равно почему-то получалась та же самая "сигара на ножках". Этот лось у меня просто перед глазами стоял, а на бумаге ничего не выходило! Одно безобразие! Я разорвала и этот рисунок и попробовала снова, но все равно ничего не вышло, и тогда я страшно разозлилась, разревелась и пнула ногой свой столик, и он перевернулся, этот дурацкий старый карточный столик, на котором я рисую, и все краски рассыпались, а некоторые разбились, и тут уж я заревела во все горло. И тогда они все пришли ко мне в комнату.
Мама собрала краски, а бабушка подняла меня с полу и усадила к себе на колени, чтобы я перестала реветь и успокоилась. А потом я стала рассказывать ей про лося и про подарок на день рождения, и это было очень трудно, потому что я так сильно ревела, что не могла теперь нормально дышать, и еще мне вдруг очень захотелось спать, потому что я все еще сидела у бабушки на коленях. И я слышала, как ее голос внутри нее, где-то в груди, говорит: "Понятно. Ну, это еще ничего. Ничего страшного". А потом пришла мама и тоже уселась с нами на кровать, и я прижалась к ней, чтобы услышать и у нее внутри ее голос. И услышала! Она сказала: "А теперь пойди и умойся, Динни".
Но я так и не смогла нарисовать лося бабушке в подарок; так что мне пришлось рассказать ей о той чашке.
Я сказала, что хотела нарисовать такого же лося, как на чашке, которую я видела в витрине магазина "Вини".
И после ланча бабушка сказала: "Пойдем-ка, да посмотрим, что это там за чашка". И мы отправились к магазину, и чашка все еще была там. И у лося, который на чашке, на рогах было что-то красивое — бабушка сказала, что это венок, а я сказала, что это, наверно, волшебный лось. И бабушка со мной согласилась. И мы вошли в магазин, и она купила эту чашку для себя, но сказала, что это будет считаться подарком ей от меня ко дню рождения, потому что если бы я эту чашку с волшебным лосем не обнаружила, то она, бабушка, никогда такого подарка и не получила. А мистер Вини сказал, что это чашка для бритья. Ну и пусть. Я спросила, можно ли в нее наливать кофе, и бабушка сказала, что можно, но она скорее всего будет просто ею ЛЮБОВАТЬСЯ — поставит на шифоньер рядом с индейской корзиночкой и зеркальцем в оправе из слоновой кости, которое ей привезли из Сан-Франциско.
ЛИЛИ, 1957Я сидела на диване в гостиной и что-то чинила или штопала; был ясный холодный зимний день, солнце взошло примерно час назад. Оно проникло в дом через восточное окно, и его лучи упали прямо на мою работу.
А потом оно выбралось из-за густых еловых ветвей, и мне в лицо ударил его ослепительный свет. Я даже глаза закрыла, чувствуя тепло солнечных лучей, пронизывавших насквозь и мою плоть, и мою душу. И я сидела, вся просвеченная солнцем, и понимала, ЧТО чувствуют те ангелы. Я была пропитана и согрета этим светом. Я сама стала солнечным лучом. И ангелы растворились в этом дивном свечении. Исчезли.
Лишь через некоторое время я смогла снова открыть глаза. От нагретых солнцем рук и груди исходило тепло, а тот пронзительно яркий свет, что ослепил меня, превратился в широкий луч, как бы рассекавший воздушное пространство комнаты, и в этом луче бесшумно плясали пылинки, перемещаясь по каким-то своим законам, точно планеты в космическом пространстве; и пылинки эти сверкали, как звезды, которые, вообще говоря, на самом деле солнца. И, если задуматься, то все мы плывем куда-то вместе и порознь, каждый вокруг своего солнца, точно эта светящаяся пыль…
ВИРДЖИНИЯ, 1957Сильная женщина, чья сила заключена в ее одиночестве, и слабая женщина, чье сердце ранено воображаемым разрывом с возлюбленным — вот мои матери. А в качестве отца у меня не мужчина, а только мужское семя. Я, так сказать, ПОСЕЯНА и отца не имею. Кем же может быть дитя насильника и изнасилованной?
Нигде и никогда не говорится, например, был ли у Персефоны ребенок ‹Ребенок у Персефоны, дочери Зевса и Деметры, был. От собственного отца, Зевса, обернувшегося змеем, Персефона родила сына, Загрея; возможно, это был еще один бог плодородия, которому, согласно мифу, Зевс хотел передать власть над миром, но Гера из ревности приказала титанам умертвить младенца; они разорвали его на куски и пожрали их. Афине удалось спасти только его сердце, которое Зевс проглотил и произвел от фиванской принцессы Семелы нового Загрея (или Диониса).›. Правитель ада. Судья в Царстве мертвых. Повелитель Денег изнасиловал ее, увлек в свои чертоги, сделал своей женой. Неужели она ни разу не понесла от него? Возможно, Аид был импотентом?
Или же он был от рождения стерилен? Возможно, у Персефоны в Подземном царстве случился выкидыш? Или там все дети рождаются мертвыми? Или зародыш навсегда остается во чреве матери, которое, как считают многие, и является раем? Все это вполне возможно.
Но я считаю, что Персефона все-таки родила ребенка ровно через девять месяцев после того, как была изнасилована на лугу, где собирала цветы. Да, она собирала первые весенние цветы, и тут черная колесница вылетела из-под земли, и Повелитель Тьмы схватил Персефону… В общем, тот ребенок должен был родиться примерно в середине зимы и под землей.
![Урсула Ле Гуин - Порог [С предисловием]](/uploads/posts/books/67712/67712.jpg)