Майкл Роэн - Облачные замки
Я видел отгороженные перилами площадки, которые вполне могли бы быть притворами. Стены здесь были украшены орнаментом и лепниной, которые казались весьма древними. Но где же мои преследователи? Я снова оглянулся, полагая, что они вот-вот ворвутся сквозь огромные темные двери. Этого почему-то не произошло. Ведь не может быть, чтобы они оба упали, или как? Внезапно один заглянул в дверь и тут же убрал голову с видом провинившегося школьника. Похоже, им сюда входить не разрешается. Тем лучше, к тому же здесь вполне может иметься подходящая задняя дверь.
Но когда я добрался до арки, я остановился как вкопанный, на мгновение позабыв и о погоне, и об усталости, и о жажде – обо всем. Так на меня подействовало место, в котором я оказался. Оно было похоже на церковь, но в то же время это была не церковь. Здесь было просторно. Мне приходилось бывать внутри собора Святой Софии, но здесь было еще больше простора и пустоты. Огромный темный овал комнаты был окружен узкой колоннадой, под которой я сейчас стоял. Внизу, на уровне пола, все тонуло в голубоватой печали, которую оживлял только слабый отблеск глазурованных настенных изразцов. Но высоко в стенах были огромные окна, и через них проникал свет. Длинные лучи скользили вниз и венчали парящие в воздухе пылинки ореолами, то прозрачными, то совершенно восхитительных оттенков. Представьте себя церковной мышью, настоящей мышью, выглядывающей из норки. Вот таким «большим» я себя здесь и ощущал.
Но дело было не только в размерах. В СССР строили все гигантской величины – например, Кремлевский дворец, – но это только подчеркивало, каким маленьким был человек, находившийся внутри подобного здания. Тут же возникало ощущение, что строение это воздвигнуто для чего-то более высокого, чем люди, и что это «что-то» присутствует здесь. В его природе было нечто божественное, внушающее священный трепет, то, что мне доводилось испытывать в разных местах, как в Сердцевине, так и на Спирали, – у англосаксонских курганов, во дворце в Микенах, у Борободура и у подножия Великих Пирамид. Но здесь это чувство было сильнее. Надо всем тут висела пыльная завеса тишины, хотя это была всего лишь тишина покоя, а не пустота. Но даже покой, казалось, наблюдал за находящимся внутри. Глаза мои постоянно следили за тенями, привлеченные иллюзией быстрого движения, но никогда ничего не находили.
Я не мог понять назначение этого места. Никакого алтаря здесь, конечно, не было. Ни намека на сиденья, никаких украшений или хотя бы надписей, которые можно обнаружить даже в лишенных украшений мечетях. Здесь вообще не было практически ничего, что указывало бы на использование этого места человеком. И все же, когда мои глаза привыкли к темноте, я различил очертания других дверей у дальней стены под колоннадами. Это выглядело многообещающе. А выше на стенах были своего рода орнаменты – но, вероятнее всего, фрески – тусклые пятна мрачных цветов, тонущие в тени. Пол тоже оказался не таким уж голым – он был покрыт мозаикой. Я вспомнил о комнате Луща, и мне стало не по себе; но этот рисунок выглядел исключительно декоративным – стилизованный пучок солнечных лучей или роза ветров, которая притягивала взгляд внутрь, к центру зала. Там, прямо в огромном снопе света, все же что-то стояло – низкое и бесформенное. Это была единственная вещь, выделявшаяся во всей этой огромной пустоте. Я сделал осторожный шаг вперед, и он грохотом отозвался под сводами собора: эхо, эхо, эхо, эхо…
Я сглотнул, отправил сердце из горла обратно и пошел тише. По логике вещей, здесь должны были бы быть клубы пыли – но их здесь не было. Даже мой офис не бывал таким чистым. Пыль летала в воздухе; крошечные частички времени кружились без права на отдых. Я должен был бы направиться к одной из тех дверей у дальней стены – но это было не так. Меня распирало любопытство, и, вполне возможно, ключ к разгадке тайны этого места лежит там, в его центре.
Могила, предположил я: кто-нибудь здесь похоронен, кто-то достаточно могущественный, чтобы вся эта огромная постройка служила ему мавзолеем. Кто-то, в кого верила целая нация, а может, верит и по сей день и ждет его пробуждения. Король Артур, Фридрих Барбаросса, даже Аттила, который настолько же почитался героем на землях к востоку от Рейна, насколько считался негодяем к западу от этой реки.
Когда я подошел к горбатой тени, у меня в горле уже першило от пыли, и, рассмотрев тень поближе, я понял, что был прав. Передо мной был низенький помост из черного мрамора или другого отполированного камня, гладкий и однородный. На него был небрежно наброшен кусок ткани, похожей на тяжелый шелк с вышитым на нем узором. Насколько я мог судить в этом полумраке, он представлял собой длинный плащ, рясу или мантию темного цвета; вышивка напоминала византийский орнамент из матового золота – изображения святых или чего-то подобного, в полумраке судить было трудно. Под плащом скрывалось нечто вытянутое, вполне вероятно изваяние. Но стоило мне резким движением приподнять краешек плаща, как я тут же понял, что это не обычный могильный камень. Это была безыскусная и древняя, грубо отесанная глыба, размерами с небольшую плиту, какими мостят улицы, а толщиной около фута. Никаких надписей на ней не имелось, только грубые отметины, разбросанные в беспорядке по всему камню. Единственное изображение в виде чаши или кубка оказалось на некотором удалении от центра, окруженное любопытным орнаментом из переплетенных колец. Некоторые из них были выдолблены глубоко в камне, а другие представляли собой лишь царапины, но все были тщательно проработаны. Еще непонятнее было то, что поверх камня, прикрытое плащом, лежало короткое, но казавшееся мощным копье, перехваченное кольцами блестящего металла и оканчивавшееся производящим серьезное впечатление наконечником из какого-то странного материала. Черное стекло, предположил я, но не обычное, а вулканическое, обсидиан; и не обтесанное, а отшлифованное и отполированное до идеальной гладкости.
Загадки накапливались одна за другой, но я здесь только время терял. Они сейчас уже, вполне возможно, оцепили здание. Я бережно опустил на место плащ и, стараясь ступать как можно тише, пошел к колоннаде у противоположной стены. Но как только я до нее добрался, до моего слуха донесся грохот распахнувшейся входной двери и стук шагов. Раздался грубый окрик, явно угрожающий, и в арочном проеме я увидел двух мужчин, одетых наподобие гусар. В целом их форма напоминала мундиры стражей, но в отличие от тех была выдержана в серых тонах, украшена кисточками, аксельбантами и эполетами из металлических колец, которые поблескивали серебристым светом даже при этом мрачном освещении, напоминавшем освещение в подводной лодке. Их мечи, извлеченные из ножен, сурово сверкали. Это были огромные прямые клинки с круглыми рукоятками. Я думал, они побегут через зал, но они вместо этого бросились к колоннаде и направились вдоль стены по направлению ко мне. Я решил подпустить их поближе – все равно они достаточно далеко, и у меня есть время пересечь зал и выбежать вон. Но внезапно дверь снова с грохотом распахнулась, и вбежали остальные. Даже отсюда мне видны были мечи и мундиры – еще больше серых гусар. Мне вспомнился мой собственный меч, висящий над камином в моей квартире, – как всегда не там, где нужно. Я всей душой стремился к нему, пальцы сами сложились так, как будто ухватились за его рукоятку. На мгновение мне показалось, что я действительно коснулся ножен из плетеной акульей кожи, приятно охладившей мне руку, и почувствовал тяжесть крепчайшей стали. Но затем меня охватила темнота, и я ощутил, как меч выскальзывает из моей руки и падает вниз с тихим, замирающим вдали звоном.
