Анна Оуэн - Стальное зеркало
В родстве с Орсини Трогмортон не состоял точно, а, будучи набит соломой, Джанджордано не потерял бы в красоте, зато сильно приобрел бы в разумности. Впрочем, для Трогмортона, как секретаря посольства, красота, увы, не имела значения, а отсутствие разумности было сугубым достоинством.
Гости опоздали — но умеренно, были разряжены как и вся свита — совершенно неумеренно, шумны, но в пределах терпимого, дружелюбны напоказ… в общем, гости как гости, чего от этих еще можно ожидать? Хороший фон, подходящие декорации. Некоторых красоток тщеславие заставляет выбирать себе в спутницы дурнушек, ну а посол Корво набрал в свиту пустоголовых красавчиков в количестве, достаточном для того, чтобы блистать своими качествами, даже не прилагая особых усилий. И не ему бояться соперников, среди своей свиты герцог Беневентский выделяется, как лебедь среди цесарок. Выделялся бы… если бы водились где-нибудь черные лебеди.
А разумные люди из его ближайшего окружения в этой стае попугаев не слишком заметны — если, конечно, не приглядываться.
С Джанджордано Орсини можно писать Святого Себастьяна. И лицом, и телом сия модель подошла бы любому художнику, а что до остального — фрески не разговаривают. Если молодой человек не перессорится окончательно с главой посольства, то, может быть, и украсит стену какой-нибудь капеллы в Роме. А если Папа Ромский и впрямь такой шутник, как о нем рассказывают, то украсит ровно после того, как перессорится. Тогда живописцу не придется додумывать, как именно вошли стрелы в тело.
— …но все-таки здесь хватает забавного. Вот, скажем, вчера мы с Джанджордано были свидетелями смешной сцены, — Санта Кроче, приятель Орсини, и погромче, и поживее спутника. Подвижный ум, но с первого взгляда видно — поверхностный. — Один… дворянин повздорил с другим, потому что тот, проходя мимо, задел его ножнами. Так они прямо на месте принялись выяснять отношения, представляете? А городская стража тоже глазела вместе с прочими зеваками. Под шумок у кого-то украли кошелек, ну, дальше было совсем весело… такой переполох! — судя по тону Пьеро, он искренне досадует на то, что не участвовал сам в переполохе.
— У вас, насколько я знаю, больше в моде стычки, чем поединки? — улыбается Никки.
— У нас в моде хорошо продуманные нападения, — это уже Орсини. То ли шутит, то ли нет. А держится, будто уже позирует. Избаловали восхвалениями…
Последнюю их кампанию против Папы трудно счесть хорошо продуманной.
— У нас тоже, — а вот это правда чистой воды, но все равно порой такое получается, хоть святых выноси. Особенно на севере.
Санта Кроче похож на юного сатира — светло-рыжий, со вздернутым носом, по щекам щедрая россыпь веснушек. Ромейская молодежь, как и аурелианская, редко стрижет волосы выше плеч, так что румяная физиономия окружена пышными кудрями. Выражение лица тоже под стать сатиру — уголки четко вырезанных полных губ невольно ползут вверх, когда Пьеро обдумывает очередную шутку.
— Я полагаю, — продолжает Никки, — что поединки вошли в Аурелии в такую моду, потому что покойный король… я не о предшественнике нынешнего, а об его отце, пытался их запретить.
— Хм… — Джанджордано пытается уложить у себя в голове это соображение: что на волю верховной власти можно плевать — он понимает, а вот чтоб делать назло… тоже понимает, но не так. Играть против правителя, даже воевать с ним… это естественно, но нарушать законы, в общем, по мелочи — дикость какая-то. Тяжкий труд размышлений отражается на слащаво-красивом лице. — Преоригинальнейшее наблюдение, блестящее, многоуважаемый… — небольшая пауза, Орсини соображает, как обращаться к почтенному хозяину, — сэр Николас.
Забавные все-таки люди. Обидеть боятся, понравиться хотят, а как правильно обращаться к альбийцу соответствующего положения, выяснить не озаботились. Спасибо хоть фамилию к обращению не приклеили, как бывает иногда.
— Видите ли, синьор Орсини, на вашем благословенном юге, как и на нашем теплом севере, правители большей частью не оспаривают право подданных устраиваться, как им удобно, во всех тех делах, которые не касаются прямо благополучия страны. — это преувеличение, но небольшое. — А на континенте королевская власть часто ведет себя подобно строгому школьному учителю. Неудивительно, что подданные порой отвечают ей… школярскими выходками и проказами.
— Вы так серьезны, синьоры, — смеется Санта Кроче. — Кстати, о школярских проказах. Здешние студенты университета такие выдумщики… говорят, то ли сегодня, то ли вчера трое захватили целый винный склад и бесплатно угощали красивых женщин… целую толпу. Вот это я понимаю!
Такого в сводке происшествий Никки не помнил. Неужто рыночная история так изменилась в пересказе — хотя, это Орлеан… студиозусы могли с утра услышать новости и воспылать духом соперничества.
— Мы слышали об этом по дороге, — уточняет Орсини. — Думаю, это все-таки преувеличение? Вам виднее, сэр Николас… хотя я хотел бы это видеть именно так, как нам рассказали. Это отличная шутка, дома ее оценят.
— Я знаю только, что на рассвете некие злоумышленники разогнали рыночную стражу на малом рынке, заняли ворота, и пропускали только милых дам по таксе — поцелуй с носа. Может быть, кто-то еще вдохновился примером.
— А как в Орлеане награждают за подобные подвиги? — Пьеро. Искренне так заинтересован в том, что спрашивает. А глаза внимательные… выясняет пределы осведомленности хозяина? Пожалуй, да. Ну что ж. Не очень ловко, зато цель достигнута.
Глаза у Санта Кроче слишком уж выразительные для его занятия. Слегка раскосые, ореховые с яркой прозеленью, и отражают любые движения души хозяина. Любопытство, интерес, недоумение, азарт… выражение меняется на каждый второй удар сердца. Хорошо господину Корво: бросишь беглый взгляд на физиономию Пьеро, и сразу понимаешь, что у него сей момент на уме. А посмотришь четверть часа подряд, так узнаешь, что из себя представляет весь Санта Кроче.
— Зависит от того, кто злоумышленники. Если студенты, то университет заплатит штраф и займется нарушителями сам. Если простолюдины, шутка может им дорого стать. Если дворяне — тоже заплатят штраф.
— Как это несправедливо, — смеется Пьеро. — Такое забавное дельце — и такое суровое наказание…
— Чего не отдашь за хорошую шутку.
— Ты не прав, друг мой, — щурится Орсини. — У нас случается платить куда дороже…
— Ну не за вино же…
— Всего лишь за слова.
— Некоторые слова, — угадывает Никки, — носят грустное название «государственная измена».
— Ну если считать изменой несколько куплетов или меткую эпиграмму… — иногда Джанджордано забывает, что позирует, и тогда застывшее, портретное выражение лица сменяется по-детски капризным, обиженным.
