Том Холт - Граальщики. Солнце взойдет
Ламорак оторвал голову от рук, произнес: «Нет», и опустил ее обратно.
— Ага, — Пертелоп нахмурился и поскреб в затылке. — Это неудачно, — прибавил он. — Видимо, придется искать корешки или ягоды, или что-нибудь в этом роде, — он обвел взглядом спекшуюся, бесплодную землю. Много времени прошло с тех пор, когда какое-либо растение было столь безрассудно, чтобы вверить свои корни столь враждебному окружению.
— Пертелоп.
Сэр Пертелоп поднял взгляд.
— Что? — спросил он.
— Ты же знаешь, нам всегда остается каннибализм.
Пертелоп моргнул.
— Каннибализм? — повторил он.
— Ну да, — безмятежно отвечал его сотоварищ. — Ну, знаешь, употребление в пищу человеческого мяса. В свое время это было довольно популярно.
Пертелоп с минуту подумал, затем покачал головой.
— Я даже думать не хочу об этом, — твердо сказал он. — После всего, что мы прошли бок о бок! Ты встанешь у меня поперек горла, если можно так выразиться.
Ламорак поднялся на ноги.
— Хорошо, — сказал он спокойно. — Могу тебя понять. В таком случае, если ты минуточку постоишь спокойно, будет ни капельки не больно.
Какой-то винтик щелкнул в мозгу Пертелопа, вставая на место.
— Подожди, — сказал он. — Шутки шутками, но не будем делать глупостей. То есть, когда веселье переходит границы, можно пораниться или…
Ламорак улыбнулся и прыгнул по направлению к нему, держа в руке небольшой камень. Голод, жажда и зубная боль довольно сильно ослабили его, но он промахнулся всего лишь на несколько дюймов. Он приземлился в пыль, выругался и с трудом поднялся с земли.
— Ящерицы, — сказал Пертелоп. — Уверен, что тут вокруг полно ящериц, просто мы не знаем, куда надо смотреть. Проблема в том, что маленькие бестии — настоящие профессионалы по части маскировки. Ты не поверишь, на Новых Гебридах есть один вид ящериц, которые…
Он отклонился в сторону, и ошеломляющий удар, нацеленный на него Ламораком, пропал втуне, рассеяв свою мощь в сухом воздухе.
— Кончай болтать о своих тухлых ящерицах и помоги лучше мне подняться, — прорычал Ламорак. — Я, кажется, подвернул лодыжку.
— Ты сам виноват, — отвечал Пертелоп. — Кидаешься на людей с такими огромными каменюками. Кто-нибудь другой на моем месте мог бы подумать…
Ламорак вскочил на ноги, выдавая тем самым лживость своего предыдущего заявления, и попытался провести бросок через бедро. Но поскольку его бедро находилось чуть выше двух футов от земли, попытка не удалась.
— Ламорак, — строго сказал Пертелоп, — понимаешь ли ты, что ведешь себя совершенно безобразно? Что может подумать проходящий путник, если увидит тебя сейчас?
— Как посмотреть, — пропыхтел в ответ Ламорак. — Если он будет знать, что мне приходилось терпеть от тебя с тех самых пор, как мы покинули Бирмингем, он, возможно, подумает: «Удачи тебе, старина!» — Он отшвырнул камень, который приземлился едва ли в двух футах от него, и тяжело опустился на землю.
— Да ну! — воскликнул оскорбленный Пертелоп.
Ламорак глубоко втянул в себя воздух, посмотрел на свои ободранные, кровоточащие руки и вздохнул.
— Знаешь что, — сказал он, — давай договоримся. Ты берешь компас, карту, свой рюкзак, мой рюкзак — в общем, все, — а я остаюсь здесь, чтобы умереть. Как тебе такой план?
Пертелоп покачал головой.
— Не волнуйся, — жизнерадостно сказал он, — я совершенно не собираюсь просто взять и бросить тебя, как ты мог такое подумать?
— Правда?
— Правда.
Ламорак покивал, затем вновь потянулся дрожащей рукой за камнем. Пертелоп пинком отшвырнул камень в сторону, отошел и мрачно пристроился под песчаной дюной.
Впрочем, это было ненадолго; Пертелоп никогда не умел долго дуться. Поэтому, как раз когда Ламорак задремал и уже видел во сне вожделенный плавательный бассейн, полный охлажденного пива и обложенный со всех сторон гамбургерами, Пертелоп присел рядом, на расстоянии нескольких благоразумных футов, и, вытянув правую ногу, потыкал своего товарища под ребра.
— Ничего, — сказал он. — Нам что-нибудь обязательно подвернется, вот увидишь.
Ламорак тихо простонал и перевернулся на бок. Пертелоп подобрался поближе.
— Кроме ящериц, — сказал он, — здесь есть еще змеи и какой-то вид маленьких птичек. Вообще-то говоря, птички нынче встречаются довольно редко, из-за разрушения их среды обитания токсичными промышленными отходами, так что мы будем есть их только как самое крайнее средство. Но, как я уже сказал, у нас еще остаются ящерицы и…
— М-н-н-н.
— Еще может случиться, — продолжал Пертелоп, — что нас спасет какое-нибудь племя бродячих аборигенов, хотя вообще-то их не стоит так называть, потому что на самом деле у них очень древняя и благородная культура, с очень развитой религией неомистического толка, которая позволяет им синхронизироваться с землей, и все такое. Я где-то…
— Пертелоп, — сказал Ламорак, — я лежу на упаковочном ящике.
— Ну так подвинься немного. Я где-то читал, что они могут идти много дней не отдыхая, всего лишь распевая песни, и выйти в точности туда, куда они хотели попасть, просто гармонизируя волновую структуру излучения своего мозга с латентными геотермальными энергиями…
— Пертелоп, тут написано «Консервированные персики».
— Прости?
— На крышке, — отвечал Ламорак. — Здесь этикетка, на которой написано: «Консервированные персики».
Повисла минутная пауза.
— Что ты сказал? — переспросил Пертелоп.
— О господи боже мой, — заорал Ламорак, — да подойди ты сюда и посмотри сам!
Они вдвоем выскребли наполовину засыпанный ящик из земли и сломали отвертку пертелоповского швейцарского армейского ножа, срывая крышку.
Упаковка была полна жестянок с персиками.
— Быстрее, — прошипел Ламорак, — дай мне твой чертов ножик, — он схватил его и лихорадочно защелкал лезвием открывашки, пытаясь подцепить его ломающимися ногтями.
— Постой-ка, — сказал Пертелоп, крутя в руках банку. — Прости, Лам, но боюсь, что мы не можем их есть. Очень жаль, но…
Ламорак застыл.
— Какого черта, что значит — мы не можем их есть? — спросил он. — Конечно, они немного заржавели, но…
Пертелоп покачал головой.
— Не в этом дело, — сказал он решительно. — Видишь, что здесь написано на этикетке? Сделано в Южной Африке. Так что, боюсь…
Ламорак посмотрел на него очень пристально и положил нож на землю.
— То есть, — продолжал Пертелоп, — я понимаю, нам действительно не повезло, но я всегда говорил, что принципы есть принципы, и было бы неблагородно, если бы мы следовали им только в хорошие времена, поскольку…
