Абрахам Меррит - Лесные женщины (сборник)
Не знал ли об этом старый жрец? Словами и ритуалами, а может, и внушением, как предполагал Джим, он вторгся в эту terra incognita и пробудил воспоминания, которые были – Двайану?
Они сильны, эти воспоминания. Они спали не полностью; иначе я не изучил бы так быстро уйгурский… и не испытывал бы эти странные, мгновенные приступы узнавания еще до встречи со старым жрецом…
Да, Двайану силен. И я каким-то образом знал, что он безжалостен. Я боялся Двайану, боялся тех воспоминаний, которые когда-то были Двайану. Я не мог вызывать их и не мог контролировать. Дважды они перехватили мою волю, отодвинув меня в сторону.
Что если они станут сильнее?
Что если они станут… мною?
11. БАРАБАНЫ МАЛОГО НАРОДА
Шесть раз зеленый свет Земли Теней превращался в бледный мрак местной ночи, а я не видел и не слышал ничего о женщине-ведьме и о тех, кто живет на другом берегу белой реки. Эти были исключительно интересные шесть дней и ночей. Мы с Эвали обошли всю охраняемую территорию золотых пигмеев; мы ходили среди них и одни совершенно свободно.
Мы смотрели, как они работают и играют, слушали их барабаны и с восхищением следили за их танцами – танцами такими сложными, такими необычными, что они больше напоминали многоголосые хоры, чем просто шаги и жесты. Иногда рррллия танцевали небольшими группами по десять или около того человек, и тогда это было как простая мелодия. Но иногда они танцевали сотнями, переплетаясь, на ровной поросшей травой танцевальной площадке; и тогда это были симфонии, переложенные средствами хореографии.
Они всегда танцевали под звуки своих барабанов; другой музыки у них не было, да им она и не была нужна. У малого народа были барабаны различнейших форм и размеров; они охватывали все десять октав и производили не только знакомые нам полутона, но и четверти, и восьмые тона, и даже более мелкие деления, которые странно воздействовали на слушателя – по крайне мере, на меня. По высоте они различались от глубочайшего органного баса до высокого стаккато сопрано. На некоторых пигмеи играли пальцами, на других ладонями, а на третьих палочками. Барабаны шептали, гудели, смеялись и пели.
Танцы и барабаны, особенно барабаны, вызывали странные мысли, странные картины; барабаны били у входа в другой мир, и время от времени этот вход раскрывался достаточно широко, чтобы можно было увидеть летучие, странно прекрасные, странно беспокоящие образы.
На возделываемой, плодородной равнине площадью в двадцать квадратных миль жило около пяти тысяч рррллия; сколько находится вне укрепления, я не знал. Эвали говорила нам, что есть еще два десятка меньших колоний. Это охотничьи и горнодобывающие поселки, откуда привозят шкуры, металлы и прочие необходимые вещи. На мосту Нансур сильный сторожевой пост. Какое-то равновесие в природе поддерживало население на одном уровне; маленькие люди быстро достигали зрелости и жили недолго.
Она рассказывала нам о Сирке, городе, основанном бежавшими от жертвоприношения. По ее описанию, это была неприступная крепость, построенная среди скал, окруженная стеной; у основания стены находились кипящие источники, они образовывали непроходимый ров. Постоянная война шла между жителями Сирка и белыми волками Люр, которые скрывались в окружающем лесу и постоянно следили, чтобы перехватить тех, кто пытается убежать из Карака. У меня сложилось впечатление, что существует постоянная связь между Сирком и золотыми пигмеями, что связывает их, возможно, ненависть к жертвоприношениям, которую разделяли те и другие, и вражда к поклонникам Калкру. И когда могут, золотые пигмеи помогают жителям Сирка, и если бы не глубокий древний страх того, что может последовать, если они нарушат договор, заключенный их предками, рррллия вообще объединились бы с повстанцами.
Эвали заставила меня задуматься над ее словами.
– Если бы ты повернул в другую сторону, Лейф, и спасся бы от волков Люр, то пришел бы в Сирк. И из-за этого могли бы произойти большие перемены: Сирк приветствовал бы тебя, и кто знает, что последовало бы, если бы ты стал вождем. И мой малый народ…
Она смолкла и не стала кончать предложения, несмотря на все мои просьбы. Поэтому я сказал, что существует слишком много «если» и что я рад, что судьба сложилась именно так, а не иначе. Это ей понравилось.
Было у меня и происшествие, которым я не поделился с Джимом. Как я уже говорил, малый народ очень жизнелюбив. В любви к жизни вся вера и все убеждения золотых пигмеев. Тут и там на равнине разбросаны небольшие пирамиды, на которых, вырезанные из дерева или из камня, стояли древние символы плодородия иногда по одному, иногда парами, а иногда они образовывали форму, любопытно напоминавшую символ древнего Египта, – крест с петлями, crux ansata, который держит в руках Озирис, бог воскрешения, и прикасается им в зале мертвых к тем душам, которые прошли все испытания и заслужили бессмертие.
Это произошло на третий день. Эвали попросила меня пойти с ней – одного. Мы прошли по гладкой, хорошо расчищенной дороге вдоль основания утеса, в котором расположены пещеры пигмеев. Из входных отверстий выглядывали золотоглазые женщины и испускали трели, обращенные к кукольным детям. Группа более старших, мужчин и женщин, встретила нас, танцуя, и в танце сопровождала нас. У каждого из них в руках был барабан, подобного которому я не видел. Они не били в эти барабаны, не разговаривали друг с другом; молча группа за группой, танцуя, двигалась за нами.
Через некоторое время я заметил, что пещеры кончились. Через полчаса мы обогнули выступающую скалу. Теперь мы были на краю небольшого луга, покрытого мхом, приятным и мягким на ощупь, как груда шелковых ковров. Луг достигал примерно пятисот футов в длину и столько же в ширину. Напротив находился другой утес. Как будто круглое долото ударило сверху, вырубив полукруг в скалах. В дальнем конце луга находилось то, что, на первый взгляд, я принял за здание под круглым куполом, но потом разглядел, что это продолжение скалы.
В этой округлой скале был овальный вход, не больше среднего размера двери. Я стоял, разглядывая его; Эвали взяла меня за руку и повела к этому входу. Мы вошли внутрь.
Куполообразная скала оказалась полой внутри.
Это был храм малого народа: я понял это, как только переступил через порог. Стены из какого-то холодного зеленоватого камня гладко закруглялись вверх. Они были пронизаны сотнями отверстий, как будто иглой кружевницы, и в эти отверстия устремлялся свет. Стены улавливали его, отражали и рассеивали под сотнями углов. Пол покрыт толстым мягким мхом, который тоже слабо светился, добавляя необычный призрачный свет. Все это сооружение занимало не менее двух акров.
