Тамара Воронина - Приносящая надежду
— Я стрелку уже выдернул. Совсем чуть-чуть задела, — виновато пояснил шут. Лена впала в панику, пришла в ужас, а от предобморочного состояния спасло только то, что она из него и не выпадала, потому что одно ребро все-таки точно было сломано и отчаянно болело. — Лена, ничего, сейчас домой доберемся, ты лекарство дашь и все… Ну ты же видишь, я не ору, значит, не так чтобы…
Ну что, справилась?
Я в шута попала!
Убила? Ну а чего тогда визжишь? Вы, бабы, визжать такие мастерицы, что умеете это делать даже телепатически. Серьезно ранен?
Больно!
Потерпит. Он у тебя стойкий. А то зови на помощь. У тебя помощников много.
Они в Тауларме. Здесь только Маркус, а он не услышит.
Это почему?
Шут сел на траву рядом с ней.
— Лена, правда, я крови выдавил побольше сразу… Это можно терпеть. Ты сейчас отдохнешь, и пойдем домой. Не волнуйся, идти я точно смогу.
Из леса вылетело черное чудовище и вцепилось зубами жутковатого вида в руку с кинжалом. Верзила, которого окончательно из строя не вывели даже два прямых попадания, завизжал ничуть не слабее, чем Лена. Гару выплюнул руку и вцепился в горло — и визг захлебнулся. В следующую секунду Гару уже бестолково тыкался Лене в лицо, яростно работая языком и периодически отвлекаясь на то, чтоб лизнуть и шута. Через несколько минут примчался Маркус — как был полуголый, зато с мечом в руке.
— Здорово, — обрадовался шут. — А ты как? Крики услышал?
Убедившись, что они не при смерти, Маркус плюхнулся на траву. Розовый язык Гару прошелся и по его щеке.
— Нет. Я вообще не знаю… Просто понял, что с вами… Еще раз одни в лес пойдете… Что это за скоты?
— Нне зннаю, — высоким голосом сказала Лена. Мужчины немедленно всполошились, Гару еще активнее зачавкал, облизывая Лене все, что подворачивалось под язык, шут успокаивающе взял ее за руку, а Маркус, подумав, ликвидировал истерику в зародыше, показав Лене кулак. Скоро подоспели эльфы, которых встревожил внезапный побег Маркуса. Они едва не подрались за право нести Лену на руках, но она отказалась, потому что болевший бок вовсе не мешал переставлять ноги. Тогда они принялись за нападавших. Покойников было два, и оба истекли кровью: одному только что перехватил горло Гару, а вторым был тот придурок, у которого не хватило ума перетянуть руку собственным же ремнем, он так и смотрел на рану, пока не умер. Четверо были живы, потому что в общем вое даже Лена отчетливо различала четыре голоса. Чудный квартет. Шут хихикнул:
— Я бы к ним тоже присоединился. Горит — хуже, чем он иссушающего огня, ей-богу. Пойдем, Лена? Да не переживай, я даже хромать не буду. А эльфы этих доставят.
— Или перережут, — с философским равнодушием поправил Маркус. Не перережут. Накостыляют, возможно, но непременно доставят если не в Сайбу, то к Лиассу. Они демонстративно соблюдали человеческие законы, а законы Сайбии карали самосуд, если удавалось его доказать. А удавалось редко.
Маркус взял ее под руку, потому что она пошатнулась. Вот интересно, почему стукнули в бок, а кружится голова? И тошнит еще… Но ноги переставляются, значит, все нормально. Шут действительно практически не хромал. Нога огнем горит, и, может быть, руки — он же выдавливал кровь… И это я в него попала.
Шут поцеловал ее в уголок губ.
— Выкинь эти глупости из головы. Они бы меня убили, если не ты. В лучшем случае покалечили бы. Сейчас доберемся до дома, ты промоешь ранку своим отваром, и все пройдет. В конце концов, так или иначе пройдет через несколько часов, ты же знаешь. Это безвредно.
— Рассказать-то можете? — спросил Маркус. — Это что, Делиена их угостила? Ай молодец.
— А если бы я ему попала не в ногу?
— А если бы на него напал бешеный бегемот? — передразнил Маркус. — Попала же в ногу.
— По касательной, — уточнил шут, — неглубоко. Если бы не жгучка, я б и не заметил. Ты сразу двоих из строя вывела. И еще двоих потом. Ты — четверых, а я только двух. Понимаешь, что спасла нас обоих?
— Не понимает, — вздохнул Маркус, — а вот если ее ущипнуть как следует?
— Не надо, — не позволил шут, — он ее ударил, ей и так больно.
До дома было около получаса ходьбы, но Лена еле доползла. Ребра все-таки целы. Наверное. Она запретила впадать в панику, бежать за лекарем и тем более мчаться в Тауларм. Шут и Маркус одобрительно переглянулись. Все правильно. Справляться своими силами, лечиться лекарствами, если не помогает — магией, драться мечом, если не получается — магией, а если уж совсем не получается, брать за руки Аиллену и ждать, когда она поможет сбежать. В следующем Странствии будет именно так. Пусть дожди, пусть война, пусть мороз, нельзя просто бездумно скакать из мира в мир. Не то чтоб она ощущала потребность в трудностях, упаси бог, но Странствие не должно быть всего лишь прогулкой. Неспроста сестрички ходят только пешком и никак не только летом. Она и так облегчила себе жизнь, насколько это вообще возможно: обзавелась носильщиками-добытчиками-защитниками…
Нейтрализатор был у нее приготовлен, хранился на холоде в плотно закупоренной баночке. Так он оставался пригодным почти месяц. Она промыла ранку (и в самом деле поверхностную) с помощью сделанного по ее заказу еще в Тауларме подобию шприца, и шут быстро довольно заулыбался: действовал отвар так же быстро, как и кашица с прозаическим названием «жгучка». Порез на руке даже зашивать было не нужно, Лена тоже промыла его, смазала своим бальзамом и крепко перевязала. Лечить разбойников ей не дали эльфы («Пусть помучаются, Светлая, это чепуха, не смертельно и даже не опасно, пройдет»), она и не стала настаивать.
Труднее всего оказалось снять платье. Руки упорно не поднимались, потому пришлось снимать его через ноги. Синяк был впечатляюще багровым. Шут осторожно помял ей бока, прислушался и не очень уверенно сказал:
— Вроде бы не сломано. Но ты все ж скажи, где мазь держишь. Хуже точно не будет. А то, может, позовешь Владыку?
— Ага. Владыка, я пальчик порезала и коленку ушибла…
— Как знаешь. В общем, неопасно, но тебе будет больно.
— Сам говоришь, что у меня мази чудодейственные.
— Говорю, — засмеялся он. — Давай-ка полежи…
Лена, не споря, забралась под одеяло. Если дышать неглубоко и не шевелиться, то и вовсе даже ничего. Нет переломов. Все-таки нет. Субъективные ощущения можно не учитывать, потому как повышенной терпеливостью к боли она никогда не отличалась, а уж философским отношением к ней особенно.
Странно. Внезапно сформулировавшиеся самотребования к собственным будущим Странствиям казались нерушимо правильными. Может, внушил кто? Надо будет потом поговорить об этом с кем поумнее и поопытнее, хоть с Лиассом, хоть с драконом…
