Вячеслав Железнов - Маг. Новая реальность
О! Как же я раньше-то не подумал. Я ведь тоже могу изменять свое мышление, правда, совсем иными способами и в иных целях - но могу ведь. Почему бы не применить это оружие для нового противника? Перво-наперво я… нет, не напился, я, как и прочие “кубоголовые”, вообще не употребляю алкоголя и прочих веществ, даже на собственной свадьбе лишь пригублял - направился на тренировочную площадку.
Великий Феликс Клейн, создатель знаменитой “бутылки Клейна”, ратовал за “функциональное мышление”, то есть умение мыслить в терминах переменных и функций. Сам он, очевидно, обладал им в полной мере, из-за чего ему трудно было сознавать, что оно может представлять для других непреодолимую сложность. Это как в анекдоте о профессоре лингвистики - его спрашивают, как ему удалось изучить восемьдесят два языка, на что тот отвечает, что нужно действовать последовательно - сначала изучить немецкий, венгерский, китайский и японский, потом французский, испанский, итальянский, урду и санскрит, и лишь затем приступать к эскимосскому, шотландскому, адыгейскому и всем прочим.
Однако не менее великий Тесла приводил свои изобретения в действие прямо у себя в мозгу, он даже мог заметить и устранить разбалансировку умозрительной турбины - лишь после чего доверял свои мысли бумаге. Гете говорил: “Физику нужно изучать отдельно от математики. Первая должна существовать совершенно независимо и пытаться… проникнуть в природу и ее священную жизнь, нимало не беспокоясь о том, что дает и делает со своей стороны математика”.
Прежде формулы должна быть мысль, формула - следствие мысли. На мой взгляд, подлинное понимание и подлинное творчество возникают там, где человек свободно манипулирует образами, относящимися к исследуемому предмету, где он вжился в эти образы и может прокрутить любую их эволюцию и комбинацию безо всяких расчётов и формул. В сущности, я говорю об интуиции. Пусть назовут меня еретиком и заклеймят с трибуны Академии Наук, но значение интуиции трудно переоценить, пускай некоторые подвергают сомнению само ее существование. Не зря же виднейшие ученые своего времени то и дело допускали оговорки вроде “глубокой физической или математической интуиции”. Эйнштейн, вон, вообще практически не думал словами, как он сам признавал, - по большей части, абстрактными символами и ни во что не оформленными невербальными образами, причем не обязательно визуальными, но даже и мускульными, моторными. Это я и собирался использовать.
Небольшая разминка для разогрева, чтобы мышцы, сухожилия и связки пришли в нужное состояние. Под ногами сплошной камень, на удары стоп высокомерно отвечающий глухим молчанием. Ему можно - он монолит. Первый пот, индикатор готовности, покрывает лоб и спину. Принимаюсь за растяжки, длинные махи и проносы. Все, готов. Тело словно камертон, неслышимо звучащий в пустоте.
Первый комплекс, ученический. Совершаю его медленно, четко и отрывисто фиксируя движения в заключительной фазе. Три прохода помогают окончательно настроиться на движение. Знакомо гаснут лишние мысли, диковинным цветком раскрываются чувства, обычно настроенные совершенно по-другому. Зрение уходит на периферию сознания, на его место приходит кинестетика. Как великолепно это непередаваемое ощущение слаженной работы мускулов, вдохи и выдохи, свободные движения рук и ног, ток крови по телу… Остреет слух, я слышу шорох своих ступней, шепот ветра в зубцах башен и стук собственного сердца.
Следующий комплекс ступенькой выше. Он еще более медленный, и его совершение порождает в теле ощущение неодолимой силы - сдержанной, неторопливой, но совершенно неостановимой. Так плывут литосферные плиты в океане магмы, так несется по орбите исполинский шар планеты и вращаются звездные острова - галактики. Здесь достаточно двух проходов, можно идти дальше.
Третий выполняю на максимальной скорости. Гудит разрезаемый резкими выпадами воздух, завихряется вокруг ладоней и стоп, щелкает рукавами одежды и поясом. Я перестаю думать. Совсем. Меня нет, есть только чистое движение, плавное ли, резкое, ритмичное или рваное, но одинаково гармоничное в своей основе, единое, подчиненное одной общей цели. Сама собой рождается - или становится слышна - Песня. Она внутри и вовне, она пронизывает все сущее, ею движутся незримые сферы и пролагаются пути мироздания. Песня становится все… ярче, все… тоньше, и когда ее первозданный мотив переполняет меня, словно рубиновую чашу, приходит время совершить последнюю дорожку.
Этот комплекс, четвертый, никогда мне толком не давался. Три простых шага, завершавшихся столь же простым, картинно-медленным ударом - ладони либо кулака, по выбору мастера. Десятки раз наблюдая за ним, я никак не мог понять, что же такого находят в этом мастера-судьи, восхищенно кивающие по завершении дорожки. В точности повторить движения было задачей для первоклассника, однако ничего, кроме вежливого пожелания продолжить, от них было не добиться. Видимо, всему действительно свое время. Не знаю, что там вкладывал в дорожку тот мастер, но я сейчас нашел свой собственный смысл. Шаг - и осыпаются окалиной последние следы отвлеченных мыслей, второй - кажется, сама планета чуть проворачивается в унисон, чтобы идеально уместиться на кем-то (не мною ли?) отмеренном пути, третий - самый трудный, отчего-то шевельнуться почти невозможно, будто плывешь в расплавленном металле, и наконец, удар - незримый металл стремительно густеет, застывает, и последние сантиметры ладонь проделывает настолько медленно, что кажется, будто прошли геологические эпохи до завершения одного короткого движения. Хэ!
Как Змееныш, постигший, наконец, истинную славу Шаолиня, я стоял неподвижно, потому что мог только стоять. Ни на что иное сил не было. А прямо напротив меня из стены бил в лицо ослепительный луч рассветного солнца, проникший через маленькое, с палец, отверстие в десятиметровой толще сплошного камня.
Произошедшее имело двоякие последствия. С одной стороны, это был прорыв, доказательство того, что можно совершать магические действия без головоломных операций с невообразимыми штуками. С другой - появился огромный разрыв между тем, что я ощущал, и тем, что мог, между скудными теоретическими наработками и практическим результатом. Самый настоящий черный ящик. Система ниппель - туда дуй, оттуда, гм… ничего. Вернее, кое-что, но процесс достижения этого кое-чего полностью погружен в туман. Можно даже сказать, что на входе в черный ящик была магия рациональная, а на выходе получалась иррациональная, интуитивная. И как быть?
Конечно, занятия с комплексами я продолжил, и даже добился некоторых успехов. Ладно, значительных успехов. Пронзающий луч получался теперь легче, уже не требовалось танцевать в течение вечера и ночи, “только” сделать пять-шесть проходов дорожки. Хорошо, но абсолютно неприменимо в настоящем бою, разве что при осаде. А ведь Лирий просто смотрел… Не знаю, сколько ему было лет и сколько из них он отдал совершенствованию в своем деле, но результат определенно был хорош.
