Владимир Холкин - Авгур
— Да погоди же! — отчаянно взмолился Андрей. — Чего ты пятишься?
— Андрей, — сказала она, — дай мне пройти, пожалуйста. И вообще, нам с тобой лучше не разговаривать.
— Чего это вдруг?
— Мы теперь слишком разные, — она говорила мягко, и Андрей ощутил себя буйнопомешанным в психбольнице, которого стараются не доводить до припадка. Он почувствовал раздражение, и его узор замерцал, воспаляясь красным.
— Знаешь, — сказал он, — возникает иногда впечатление, что это не я урод, а вы все с ума посходили. «Слишком разные», надо же. Ксюха, опомнись, блин! Это всего лишь полосочки на руке! Ну, хочешь, давай их сейчас друг к другу приложим, и ни фига не будет…
— Лучше не подходи, Андрей!
— А то что? — спросил он и поднялся еще на одну ступеньку.
Жжение усилилось. Воздух между ними явственно колыхнулся, как над большим костром. Очертания перил исказились. Ну вот, отрешенно подумал Андрей, сейчас и узнаем, что обычно бывает, если породистый волкодав сталкивается с диким, но симпатичным оборотнем…
В двух шагах от Ксюхи на втором этаже распахнулась дверь, и из квартиры выбралась бабка с большим помойным ведром.
— Ой, здравствуй, Ксюшенька, — сказала она, не обращая внимания на Андрея, и пошла к мусоропроводу. Объедки были навалены с горкой, и нести приходилось с удвоенной осторожностью.
— Здравствуйте, Антонина Михайловна, — вежливо скала Оксана. Не дожидаясь, пока старушка скроется за углом, она побежала вниз и прошмыгнула мимо Андрея. Тот растерянно проводил ее взглядом. Слегка отдышался и поплелся к себе наверх.
Ну вот, и Ксюха туда же. Елки-палки, как же все это мерзко! Прав был майор — двух дней еще не прошло, а уже хочется отгрызть кому-нибудь что-нибудь…
Войдя в квартиру, он сразу сбросил рубашку и направился в ванную. Только бы воду дали! Кран захрипел, словно просил оставить его в покое, но все-таки разродился тоненькой ржавой струйкой. Постепенно напор усилился. Ну, и на том спасибо. Андрей оставил воду открытой, чтобы окончательно сошла ржавчина, и побрел на кухню. Выпил нарзану из пластиковой бутылки и попытался собраться с мыслями.
Да, похоже, отсюда надо валить. Если такие сцены будут повторяться изо дня в день, то, как говорится, ну его нафиг. То есть, конечно, крысы-чиновницы и красные волкодавы имеются в любом городе, но там это, хотя бы, чужие люди. И общение с ними будет происходить не в родном подъезде. А в Эксклаве, наверно, еще попроще. В том смысле, что я там буду не один такой шизанутый. Сказано же — место для тех, кто не вписывается в стандарты…
Андрей опять сходил в ванную и облился холодной водой до пояса. Соображать стало немного легче. Он выбрался на балкон.
А если все-таки в Москву попытаться? Столица — это, конечно, круто. Муравейник, где всем на всех наплевать. Даже мерцающий затеряется — по крайней мере, теоретически. Ладно, предположим, так и получится. И что дальше? Если верить доблестному чекисту, мерцающий должен видеть некую цель и, соответственно, к ней идти. Ну, и где она, эта цель? Хотелось бы посмотреть…
Андрей досадливо мотнул головой и нечаянно взглянул на солнце. Огненный шар ослепил его на мгновение, и перед глазами поплыли радужные круги. Он чертыхнулся и, слегка проморгавшись, собрался уйти с балкона, но что-то зацепило его внимание. Некая деталь окружающего ландшафта, которую он прежде не замечал.
Он оглядел окрестности. Все было как обычно. Панельные дома, тополя и прочая флора, шестнадцатиэтажки на окраине города. Дальше — пыльная автострада, редкие машины и солнечные блики на стеклах. Пологие холмы, пшеничное поле. Опора ЛЭП, теплицы, совхозный пруд. В общем, ничего интересного. И все же, какая-то неправильность царапала периферийное зрение. Андрей сосредоточился и медленно, очень медленно перевел взгляд в нужную сторону.
И опешил.
За холмами возвышалась циклопическая конструкция невероятной формы. Изогнутый стержень, на который насадили тонкие кругляшки… Нет, не так. Андрей попытался подобрать аналогию. Взять, например, молекулу ДНК, ту самую двойную спираль, потом разъять ее и оставить только одну половинку… Да, пожалуй это будет похоже. А еще это напоминает скелет мурены, слегка перекрученный и поставленный вертикально. И цвет вполне соответствует — беловатая «слоновая кость».
Масштаб сооружения поражал. Если принять в качестве ориентира ближайший холм, то высота башни достигала нескольких километров. А если еще учесть, что она торчала не рядом, а далеко, у самого горизонта, то можно было подумать, что верхушка упирается в стратосферу.
Впрочем, Андрей сомневался, что башня материальна. Наверняка ее больше никто не видит. Верстовой столб на призрачном тракте. Или, скорее, стрелка компаса для указания направления — потому что именно там, в двух тысячах километрах к северо-западу лежит Эксклав с муренами и таинственным населением.
Ладно, базара нет, подумал Андрей растерянно. Более прозрачный намек придумать, пожалуй, сложно. Но как туда добираться? Приеду в Москву, а дальше? Пассажирского сообщения нет — товарищ из ФСБ подтвердил. И что, контрабандистов искать? А где? А как? А с какой радости они меня повезут? Сволочь ты, майор, все-таки — хоть бы подсказку дал…
Добыть бы эту пресловутую памятку для мерцающих — тогда бы, может, и разобрался. Только где же ее добудешь? Чекист, похоже, просто прикалывался, когда варианты перечислял. Причем, в особо циничной форме. «Во сне приснится». Ага, конечно. Или что он там еще говорил? Голубиной почтой доставят? Нормально, буду сидеть и ждать — прямо здесь, на балконе. Очень удобно…
Секунду!
Почтой!
Андрей ломанулся в комнату. Письмо, которое он до сих пор не вскрыл, лежало на книжной полке. Марка блестела, звериный глаз таращился укоризненно. Как же ты, мол, забыл? «Ладно, ладно, — бормотал про себя Андрей, торопливо надрывая конверт. — Вспомнил же, в конце концов? Вот и нечего…»
В конверте обнаружился манускрипт — вот, пожалуй, самое подходящее слово. Три десятка листов, каждый исписан с обеих сторон убористым почерком и аккуратно пронумерован. В тексте не было ни ятей, ни еров, ни старинных стилистических оборотов, но все равно возникало стойкое ощущение, что писали пару веков назад. Может быть, потому, что чернила выцвели, а бумага по цвету напоминала пергамент.
К разочарованию Андрея, рукопись не содержала инструкций (ну, типа, «всем мерцающим в 13.00 прибыть на станцию Москва-Сортировочная, при себе иметь свисток и противогаз»). Это был, скорее, отчет, написанный в произвольной форме. Или вообще художественный рассказ. Сначала он показался Андрею сомнительной стилизацией под лермонтовскую «Тамань», но сюжет был далек от тех, что попадались у классика.
