Линн Абби - Мироходец
– Кажется, теперь я готов.
– С этим шаром у меня никогда не было неприятностей, Рат. Передвигаться в нем безопаснее, чем в повозке или пешком.
– Боюсь, это не утешит меня… – начал юноша, но замер на полуслове. Увидев, как Ксанча зевнула, а из ее открытого рта появилась сфера, он вновь направился к кустам.
Девушка знала, что желудок Ратипа пуст, а саму ее непременно стошнит, если она закроет рот раньше, чем надуется шар. Она схватила юношу, прижала его голову к своим коленям и держала, пока шар не взлетел.
– Самое худшее позади. Сядь и расслабься. В конце концов, всегда есть на что посмотреть: облака, небо, земля…
О земле лучше было не напоминать. Проклиная все на свете, юноша вцепился в нее как сумасшедший. Если он не сможет успокоиться, путешествие станет невыносимым для них обоих. Ксанча попыталась его ободрить:
– Скажи мне, чего ты так боишься, Рат? Облеченный в слова, страх исчезает.
Но Ратип не слушал ее. Скорчившись на дне сферы, он цеплялся за ее колени, судорожно хватая ртом воздух. Убедившись, что слова не действуют, Ксанча сменила тактику. Она стала раскачивать сферу из стороны в сторону.
– Слышишь, поговори со мной! – кричала девушка прямо в ухо своему пассажиру.
Силой мысли она заставила шар резко спикировать к земле, а затем, вращаясь с бешеной скоростью, взмыть к облакам.
– Ты еще не знаешь, что такое страх! Скажи мне, почему ты боишься?
Рат завопил:
– Неправда! Я чувствую, как небо глядит на меня и ждет. Ждет случая сбросить меня вниз!
После этих слов он весь как-то обмяк, плечи его сотрясали рыдания. Казалось, юноше стало легче. Ксанча звучно хлопнула Рата между лопаток:
– Я не позволю небу сбросить тебя.
Жалобы юноши напомнили ей тот день, когда Урза впервые взял ее с собой в путешествие по мирам. В отличие от Ксанчи, Мироходец обладал способностью видеть путь в бесконечной вселенной, а она чувствовала себя лишней, нарушителем на чужой территории. Когда бесконечность межмирия впервые окружила ее, девушка ощутила, как вселенная высасывает ее дыхание, готовая уничтожить незваного гостя. Кист стал единственной защитой, которую Урза смог изобрести для нее. С ним Ксанча не перестала чувствовать себя посторонней, но он гарантировал ей жизнь. Девушка решила, что попросит Урзу вживить кист и в Рата, точнее – в Мишру. А пока ей ничего не оставалось, как просто занять его разговором.
Обычное, даже дружелюбное небо Эфуан Пинкара ничем не напоминало межмирие. «Может быть, за разговорами он забудет свои страхи». Ксанча попросила Ратипа еще раз рассказать историю своей жизни, и вскоре юноша взял себя в руки.
Детали повествования отличались от тех, что она слышала в повозке Ассора, но общее настроение не изменилось. Когда Рат заговорил о том, как нашел приговор религиозных фанатиков, начертанный кровью на стене его дома, напряжение пересилило страх, юноша выпрямился и заговорил твердым голосом:
– Если шратты поклоняются Авохиру, то уж лучше я отрекусь от него и буду проклят, но не стану жить под их властью.
Ксанча очень хорошо понимала чувства Ратипа, но ей совсем не понравилось следующее заявление раба:
– Когда твой Урза закончит со мной, я вернусь в Пинкар и пойду в краснополосые. Они правы: шраттов нужно убивать. По-другому нельзя.
– Среди краснополосых есть фирексийцы, – предупредила Ксанча. – Они намного хуже любого шратта.
– Но они мне не враги, особенно если сражаются со шраттами.
– Должно быть, Мишра думал так же про джиксийцев, но все не так просто. Живые не могут доверять им, потому что Фирексия всегда считала живых людей ошибкой.
Рат внимательно посмотрел на нее.
– Мы – живые, ты и я, – продолжала Ксанча, дотрагиваясь до своей руки, – а фирексийцы – нет. Они механизмы, подобные тем, каких Урза использовал в Войне Братьев… хотя не совсем. Их плоть заменяют разными составляющими, главным образом металлом, согласно плану Всевышнего. А вместо крови вливают масло.
Рат прищурился, задумчиво глядя поверх плеча Ксанчи. Урза твердил, что нужно думать и взвешивать, но сам никогда не делал этого. Он либо решал проблему немедленно, либо погружался в болото своих навязчивых идей.
Ксанча заговорила быстро, словно пытаясь стряхнуть с себя неприятные воспоминания:
– Мясо, кровь, плоть – какая разница! Фирексия – твой враг, Рат. Война Братьев стала их первой атакой на Доминарию. Среди краснополосых есть фирексийцы, и ты поступишь намного мудрее, если присоединишься к шраттам.
После этих слов глаза юноши сверкнули яростью. Он в упор взглянул на Ксанчу и произнес тихим, сдавленным голосом:
– Ты говоришь, что почуяла фирексийцев среди краснополосых. Почему же я ни чего не почувствовал? Ты сказала, что живые не могут доверять им, но ведь и Такта и Гарв живые. И в конце концов, ты хочешь, чтобы я представился Мишрой тому, кого ты зовешь Урзой. Что-то здесь не так…
– Ты считаешь, я лгу? – удивилась Ксанча.
– Как бы там ни было, в Медране ты испугалась фирексийцев, а не краснополосых. Возможно, ты говоришь правду, но не всю. И возможно, мы оба из плоти, но, видит Авохир, она у нас разная.
– Во мне тоже течет кровь. – В доказательство Ксанча вытащила из-за голенища нож и уколола палец. Рана получилась глубже, чем она рассчитывала. Выпуклая красная капля повисла, набухла и потекла, оставляя шершавую яркую дорожку, пачкая рукав.
Рат ухмыльнулся:
– Зачем, это было не обязательно, – сказал он, отводя взгляд, а Ксанча подумала, что человек перестает бояться, когда осознает, что есть что-то худшее, чем его страхи.
– Ты же хотел меня убить, – Ксанча держала нож так, чтобы Рат мог его видеть, – хотел сбежать.
Юноша покачал головой:
– Нет. Когда мой отец уехал из Пинкара… он научился убивать скотину и разделывать мясо. А я никогда не мог даже просто смотреть и всегда убегал.
Он весь сжался, а Ксанча убрала нож на место.
– Ты веришь мне? – спросила она и сунула раненый палец в рот.
– Я не могу поверить, даже если ты говоришь правду. Урза Изобретатель… Мишра… Запах фирексийцев. Это все… – он хлопнул рукой по шару, – слишком странно… Ты похожа на обыкновенного человека, а разговариваешь так, как не говорил никто в моей жизни. Вроде бы на моем родном языке, но ты не из Эфуана. Ты не механизм и не фирексийка. Я не знаю, во что верить. На чьей ты стороне?
– Я за Урзу… и против Фирексии. – Палец все еще кровоточил, и ей пришлось снова засунуть его в рот.
– Я никогда не считал Урзу героем. Боги должны наказывать его до сих пор за то, что он сделал три тысячи лет назад. А ты предлагаешь мне выступить на его стороне. Я не знаю, что и думать.
