Лада Лузина - Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 1
— И невест наши цари оттуда выписывали, — подпела Маша. — Царская семья прямо как елка…
— Если бы Священный Синод мог, он бы и Аликс запретил как немецкую забаву, — весьма удачно пошутила Катя. И задумалась: — А всего четыре года назад это родство почиталось добрым. Ты верно заметила, Маша, царская семья похожа на елку. Кажется такой нашей, а на деле… Жена — немка. Все бабки-царицы — немки. Кайзер Вильгельм Николаю дядя. Крестный отец цесаревича. А в Алексее славянской крови не больше, чем славянских игрушек на этой елке. Вот и выходит, что нынче — гражданская война, брат пошел на брата, отец на сына… И все из-за одной глупой бабы!
— Бабы?.. — не поняла ее Маша.
— Ты когда-то сама говорила, что главной причиной революции была Анна Ахматова.
— Не Ахматова. Лира…
— Верно. Я и забыла о ней. Лира — талисман амазонок, — с удивленьем вспомнила Катя. — Анна нашла ее в Киеве… — Она помолчала, выверяя корректность вопроса, понимая, что сразу разрушит им их хрупкий позолоченный елочный мир. — Ты не заешь, где Лира нынче? Она же осталась у Ахматовой? И куда делась Ахматова?
Маша угасла на глазах, как рождественская ель, на которой разом задули все свечи, и комната наполнилась вонючим удушливым чадом.
— Не проси меня идти против Бога, — глухо сказала она. — Не проси меня тебе помогать.
Несколько секунд Катерина молчала, проживая спорное чувство — словно нога шагнула в пустоту и одновременно нащупала твердую почву. Маша отказалась ей помогать — но помогла самим своим отказом понять. Вмиг Катерина перестала блуждать в темноте — вышла на ровный путь, осознав: в тот час, когда он приведет ее к Анне и Лире, она узнает, как отменить Машину смерть! А вместе с ней — замысел Божий…
— Тогда скажи мне одно, — попросила она. — Расскажи мне про Лиру.
* * *— Ой, можно, лучше я расскажу, — вскрикнула Даша. — Жила-была Лира амазонок… Мы с Машей так друг другу рассказывали. Жила она соответственно у амазонок, а амазонки жили в Крыму, и это, между прочим, доказанный факт с тех пор, как я нашла там амазонский браслет… Потом мужики стали подавлять амазонок. Матриархат, патриархат там… И одни амазонки смирились, сошлись с парнями и стали обычными женщинами. А другие послали мужчин на хрен и стали украинскими ведьмами.
— Не только украинскими. Легенды об амазонках, как и вера в ведьм, бытует во всем мире. Едва ли не в каждой религии в древности была вера в Великую Мать.
— Это нюансы. Главное — ты, я, мы все от амазонок. И все украинки произошли от амазонок, только они забыли об этом. И редко вспоминают. Но все равно в нас кипит амазонская кровь! — провозгласила Чуб.
И если бы кто-то увидел ее в сей рассветный час неизвестно какого года, то был бы поражен своеобразием зрелища — ибо наследницей амазонок себя провозглашала монашка, стоящая на Лысой Горе и поднимающая над головой бутыль с сивухой.
Ночное гуляние окончилось традиционно — обе щедровницы были пьяны и веселы до предела… Так получилось, что вместе с ряженой толпой — казаком, котом и козой они перебрались в то самое, построенное на Лысой Горе общежитие театрального института. Там как раз начали отмечать конец зимней сессии, зимние праздники отмечать еще не закончили — и монашенки выбрались оттуда лишь на рассвете в компании прихваченной с чьего-то стола бутылки самопального пойла. После чего, поблуждав по району, уселись на скамью на горе… Тут-то речь и зашла про помянутые четыре и семь — семиструнную Лиру и браслет амазонок.
— Так ты договоришься до того, что украинцы произошли от Марса с Венерой — богов-прародителей амазонок, — хмыкнула ведьма Акнир.
— А че, отличная мысль… Как бы нам ее доказать? — задумалась Чуб и, отхлебнув сомнительной студенческой сивухи, продолжила: — А вот Лира и браслет меня, если честно, разочаровали. Магические амазонские цацки могли быть и покруче. Тут твоя мама круто была неправа. Перевернут они мир… Ага, черта с два. Я нюансы про Лиру забыла, но в целом — она вроде вот водки. — Чуб со знанием дела показала на бутыль. — Или психостимуляторов. Принимаешь и начинаешь стихи там писать, или петь, или плясать. Вот и весь прикол Лиры. А браслет мой у Машки остался. Говорит мне «Дай, дай посмотрю!» — и тю-тю на шесть лет. Нужно будет обратно забрать…
Акнир быстро поправила длинный рукав монашеской рясы:
— Странно, что ты совершенно забыла о нем.
— Он, знаешь, не вещь первой необходимости. Я тебе говорила, что клуб им сожгла? Потом еще занавески… Так на хрена его вообще дома держать? Он же в любую минуту — бабах, и опять! И вообще не поймешь, как им управлять. А чтоб что-то поджечь, я и спичкой чиркнуть могу. Еще я вызвала им снежную бурю и дождь. Но не могу сказать, чтоб у меня была потребность в дожде. Я летчица — мне хорошая погода нужна…
— Тот, кто повелевает браслетом, может устанавливать любую погоду, — пальцы Акнир продолжали теребить рукав — то нервозно оттягивали его, то одергивали снова. — Тот, кого он признает хозяином, — может все. В тот день, когда мы потеряли Врата Четырех, мы и утратили власть на земле.
— Мы — это женщины? — серьезно спросила Чуб.
— С исчезновеньем браслета пришел конец и Матриархату. Ты помнишь, что на нем тоже отчеканена лира, на лире — четыре струны? Четырехструнная Лира — то же, что крест. До рожденья Христа крест символизировал совершенно другое — четыре стихии Земли. Повелевать воздухом, огнем, водой и землей — та самая власть, которой обладала только Марина.
— Помню, — пьяновато кивнула Даша, — «Подвинься, река, я иду!» Вот это и правда круто…
— С браслетом ты можешь сделать то же самое… Хоть, конечно, как вы могли оценить силу четырех и семи, если не цените даже собственной силы, не понимаете ее, не владеете ею. При желании вы сами поставите мир вверх тормашками. Уже поставили… Если же вам дать силу браслета и Лиры…
— Ты тоже можешь менять мир, ведь ты чароплетка… ты можешь ломать законы Великой Марины.
— Нет, ты не понимаешь, — загорячилась Акнир. — Вы — Трое! Одно из предсказаний о Трех говорит, что они найдут главу князя, талисман света, Вторую Книгу, соединят четыре и семь, один и три — два непримиримых числа, помирят Небо с Землей, предотвратят конец, спасут погибающих…
— Так выпьем за это! — Чуб протянула Акнир бутыль с сивухой.
— За что?
— За спасение погибающих! Или ты собираешься погибнуть, как обещала твоя мама? — Чуб уставилась на свою бутыль, пытаясь сообразить, как осуществить оглашенное намерение, выпив на брудершафт из одной емкости.
Скулы Акнир напряглись — казалось, что она протрезвела за считаные секунды:
