Робинзон - Под покровом тайны
Я согласно кивнула и пошла к кровати. Сил не было даже помыться, и почистить зубы. Надев ночную сорочку, рухнула на перину и заснула.
Разбудил меня запах жареных блинов. Открыв глаза, увидела, как летают пылинки в солнечных лучах. Из открытого окна веял легкий ветерок.
Я встала и, надев сандалии, пошлепала в туалет. Когда пришла на кухню, бабушка уже гремела крышкой умывальника.
— Доброе утро Леночка, — сказала она, — я тебе водички в умывальник подлила. Можешь умываться.
— Бабушка, а где моя щетка зубная? — начала я поиск своих умывальных принадлежностей.
— Выкинула я твою щетку, — сердито сказала бабушка, — нечего зубы всяким дерьмом портить! Сколько можно вам втолковывать одно и то же.
— Бабушка опять за свое, — подумала я, — во всех книжках написано, что надо зубы чистить, да еще после каждой еды, а она думает, что умнее всех.
Но так, как мне было прекрасно известно, что с прабабушкой спорить бесполезно, я умылась, так и не почистив зубы, и уселась за стол.
На тарелке уже лежала стопка блинов, а рядом банка сметаны, в которой стояла большая деревянная ложка.
Положив пару ложек сметаны на тарелку, я принялась макать в нее один блин, за другим.
Бабушка, тем временем, грохнула на стол ломаный кирпич и ржавый большой напильник.
— Вот это, — показала она на кирпич — твои зубы, а напильник — зубная щетка, смотри, что сейчас будет.
Она начала тереть кирпич напильником и на стол посыпалась обильная красная крошка.
— А теперь представь, что это твои десны — она показала на свое запястье, и провела по нему напильником. На месте, где тот содрал кожу, сразу выступили мелкие капельки крови.
У меня сразу заныл живот.
— Бабушка, зачем ты так сделала!? — закричала я.
— Чтобы ты дура, себя не уродовала и для ваших зубных врачей работу не копила, — сердито сказала та, зализывая ранку языком, — умом то раскинь, только кажется, что щетка и мел мягкие, а зубы точат со временем не хуже напильника. А хуже всего, что десны все время тревожишь. А если их тереть до крови, гноетечение может начаться, потом зубы шататься начнут, выпадать.
Положим — нам это не грозит, пугаю я тебя, — улыбнулась она волчьей улыбкой, — но, вред от щеток знать должна. А хочешь, чтобы во рту было хорошо, полощи сразу после еды рот водой холодной кипяченой да ниткой с зубов ошметки сымай.
На какой-то момент нравоучения прабабушки меня впечатлили, но уже через пять минут я о них забыла.
После завтрака мне хотелось пойти снова на рыбалку, и еще сохранялась слабая надежда, что парни еще не уехали в озеро я смогу отправиться вместе с ними.
Но эти надежда не оправдалась. Посреди моих сборов, во дворе зашелся в громком лае Шарик.
Мы с бабулей одновременно высунули головы в окно и увидели, что около калитки стоит старенький «козлик» председателя колхоза Кузьмы Петровича, а тот, вытирая потную, бритую голову, топчется у калитки.
— Чего встал, заходи, коль пришел! — крикнула бабушка, — видишь, собака на цепь посажена.
Председатель открыл калитку и боком, стараясь держаться подальше от заливающегося лаем Шарика, прошел в дом.
— Ну, чего явился, не запылился? — недружелюбно спросила прабабушка, когда тот, держа тюбетейку в руках, появился в дверях.
— Ты, это, Никаноровна, зла на меня не держи, — сказал Кузьма Петрович, толстый, очень похожий на артиста Леонова в «Полосатом рейсе», мужчина, он был явно чем-то озабочен.
— Приехал попросить, не глянешь ли внучку мою? Что-то она второй день орет, не спит, титьку выплевывает. Юлька тоже вторые сутки глаз не сомкнула, все ее на руках носит. А я отвезу тебя туда и обратно, — сообщил он
Прабабушка задумчиво поглядела на него и затем высказала все, что думает.
— А кто на днях кричал, что меня на чистую воду выведет? Не ты ли Кузька на собрании говорил, что советская медицина все болезни лечит, а знахарям здесь места нет? Чего ты тогда фершалицу Нинку не позовешь? Пусть она твою внучку лечит.
Кузьма Петрович снова тюбетейкой вытер крупные капли пота с головы и жалобно сказал:
— Дык, Нина Васильевна уже смотрела, сказала с животиком у Анюты проблемы, надо укропную воду давать. Мыльце в попку вставить. Все делаем, а толку нема. Ну, будь ты человеком, Аглая Никаноровна, посмотри ребенка.
Бабушка испытующе посмотрела на него и сказала:
— Ладно, Господь с тобой, поехали, посмотрю, чего там у вас случилось.
— Лена! — повернулась она ко мне, — собирайся, со мной поедешь, будешь на подхвате.
Кузьма Петрович воспринял бабушкины слова, как должное, а вот у меня от них все внутри опустилось.
Я попыталась возразить, но бабушка так сверкнула глазами, что слова застряли во рту. Сборы были недолги, прошло всего несколько минут, а мы уже катили по деревне в открытой машине, оставляя за собой шлейф пыли.
Еще через несколько минут мы остановились перед большим, новым, рубленным из бревен, домом. Нас никто не встречал. Кузьма Петрович ринулся вперед, открыл дверь и ждал, когда мы пройдем. В его взгляде на прабабушку была такая надежда, что мне стало еще больше не по себе.
В доме было натоплено, все окна были закрыты. Стоял сильный запах прелых пеленок. Бабушка поморщилась, ей, как и мне было душно.
В маленькой комнатке туда-сюда ходила молодая женщина, очень похожая на Кузьму Петровича, на руках у нее заливался бурным плачем ребенок. На стуле у кроватки сидела еще одна женщина в белом халате, рядом с ней на табуретке лежал открытый чемодан с лекарствами.
Бабушка огляделась и начала командовать:
— Кузька пошел вон отсюда, когда надо позову! Ты Нинка чего сидишь, погоды ждешь? Быстро встала, окошко открывай!
Юлька, а ты чего уставилась? Клади робенка на кровать распеленывай шустрей.
Так, Нинка, окошко открыла? Молодец, теперича давай тащи воды теплой, руки мне сполоснуть и Ленке.
Буквально за секунды атмосфера уныния и безнадежности исчезла, все забегали, получив указания.
Я, не отрываясь, смотрела, как молодая мама осторожно развернула пеленку и на ней заливалась плачем малюсенькая красная девочка, со сморщенным лицом. Из живота у нее торчала какая-то штука, завязанная ниткой и замазанная зеленкой.
Мне как-то доводилось видеть новорожденную сестренку Вальки Клевиной, но та была больше этой девочки и не такая сморщенная и красная.
Тут в комнату зашла фельдшер с тазом и чайником и начала поливать на руки бабушке.
— Ты тоже мойся, — приказала мне бабуля.
Я тщательно мыла руки и думала:
— Чего она хочет от меня? Я ведь ничего не понимаю, мне страшно!
