Гарри Тёртлдав - Похищенный трон
Абивард кивнул самому себе. Похоже, положение надела среди соседей начинает укрепляться. Будущее покажет, убережет ли это от хаморов.
* * *Сердце Абиварда стучало, как в тот момент, когда Чишпиш приказал своим воинам взять копья наперевес. Он покачал головой и скрестил пальцы — этот знак должен был отогнать дурные предзнаменования. Вскоре после приказа Чишпиша разразилась катастрофа. Абивард молил Господа и Четырех Пророков не дать подобному произойти в его браке.
«Теперь уже скоро», — подумал он, выглядывая во двор из окошка, расположенного рядом с укрепленной дверью в жилую часть. На дворе стоял Охос, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Время от времени он спохватывался и замирал, затем забывал и опять начинал переминаться.
«А я-то считал, что мне выпала тяжелая доля, когда получил этот надел», подумал Абивард, глядя на Охоса. Бремя Век-Руда пало на его плечи, когда он был уже взрослым мужчиной и к тому же избранным наследником Годарса. А у Охоса борода только начала пробиваться темным пушком на щеках. Он был просто-напросто одним из многих сыновей Папака… пока Папак и все опережавшие Охоса в правах наследования не отправились на Пардрайю и не сложили том головы. Теперь, к добру ли, к худу ли, Охосу приходилось справляться с обязанностями дихгана.
Хотя Абивард и сам нервничал, он не мог не посочувствовать Охосу.
Рядом с Охосом стоял служитель Господа в желтой рясе, свидетельствующей о его принадлежности к духовенству. Волосы и борода его были не стрижены и не чесаны, что символизировало его устремленность не к этому миру, а к иному.
Абивард удостоил служителя Господа лишь мимолетным взглядом. А затем вновь, как и на протяжении всего утра, взор его устремился к воротам крепости.
Там, в тени, ждала Рошнани. Когда она выйдет во двор, наступит и его черед появиться.
— Эх, вот бы он дал мне взглянуть на нее, — пробормотал Абивард.
Охос и свадебный кортеж прибыли накануне вечером. Однако молодой дихган, видимо, из-за недостатка опыта не знавший, какие установленные обычаем действия можно смело опустить, строго придерживался их всех. И поэтому, хотя Абивард имел возможность поздороваться со своей невестой — и узнать, что у нее довольно приятный голос, — он так и не увидел ее лица. На ней была плотная чадра, из-за которой она, должно быть, ничего не видела. Эта самая чадра успешно противостояла всем попыткам Абиварда узнать, что же под ней скрывается.
Во дворе один из сводных братьев Абиварда начал бить в барабан. При четвертом неспешном и гулком ударе Рошнани вышла из тени и стала медленно приближаться к брату и священнослужителю в желтом.
Младший сводный брат Парсваш подтолкнул Абиварда.
— Иди же! — пискнул он. — Пора!
Платье Рошнани было ярким, словно маяк, из красно-оранжевой шелковой саржи с узором из нарядных стилизованных корзинок с фруктами. Из-под подола выглядывали загнутые носки красных туфель. Чадра ее на сей раз была из той же ткани, что и платье, только несколько прозрачней.
Парсваш вновь подтолкнул Абиварда. Тот сделал глубокий вдох и шагнул во двор. Как и в тот миг, когда он рванулся в атаку, в нем смешались страх и восторг.
Когда Абивард приблизился к ожидавшим его, Охос исполнил ритуальный поклон, на который Абивард ответил таким же поклоном. Так же он поклонился и служителю Господа, который, служа более высокому господину, нежели Смердис, Царь Царей, на его поклон не ответил, и, наконец, Рошнани. Охос поклонился ему от имени сестры.
Потом служитель Господа произнес:
— Во имя Нарсе, Гимиллу, преподобной Шивини и Фраортиша Старейшего мы сошлись здесь сегодня, дабы завершить начатое много лет назад и сочетать браком дихгана Абиварда и Рошнани, дочь Папака, покойного дихгана, и сестру дихгана Охоса.
Лицо Охоса перекосилось. Вид у него был такой, будто он отдал бы все, чтобы на его месте стоял Папак. Абиварду это чувство было понятно — до чего же ему самому хотелось ощущать рядом спокойное и вселяющее силу присутствие Годарса. Но он, как и Охос, был предоставлен самому себе.
Взгляд его упал на филигранные ширмы, прикрывавшие окна женской половины.
За одной из этих ширм — его мать, за другой — сестра. Все прочие женщины Годарса — ныне его, Абиварда, женщины, — конечно, тоже смотрят, во все глаза смотрят, как незнакомка из другого надела входит в их мир и, по всей вероятности, превзойдет их всех по своему положению.
— Господь благословляет нас даже в несчастьях, — продолжал священнослужитель. — Ибо от Него, равно как от мужчины и женщины, проистекает каждое новое поколение, каждая новая жизнь. Желаешь ли ты, Абивард, сын Годарса, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — сказал Абивард, как его учили. Рядом с ним Фрада медленно кивнул, словно беря на заметку, чего следует ожидать, когда придет его черед предстать перед служителем Господа.
— Желаешь ли ты, Охос, сын Папака, чтобы помолвка твоей сестры, одобренная твоим отцом, преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — отвечал Охос дрогнувшим голосом. Он насупился и покраснел.
Абиварду хотелось сказать ему, что волноваться ни к чему, что все хорошо, но человек в желтой рясе уже обращался к Рошнани, которая тоже обладала правом голоса в этом деле:
— Желаешь ли ты, Рошнани, дочь Папака, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — ответила она так тихо, что Абивард еле расслышал ее голос.
Неудивительно, что она волнуется, подумал он. Он-то всего лишь добавляет еще одну жену к нескольким, уже обосновавшимся на женской половине. Но для нее вся жизнь изменилась навсегда, когда она покинула крепость, в которой родилась… и так возможно, что перемена эта окажется к худшему, несравненно худшему.
— Теперь, сообразно вашим желаниям… — Служитель Господа вручил Абиварду и Рошнани по финику. Рошнани отдала Абиварду свой финик, он сделал то же самое.
Он ел финик, данный ею, и надеялся разглядеть ее лицо, когда она будет класть финик в рот. Но нет, она убрала руку под плотную чадру и достала ее уже с косточкой. Эту косточку она вернула священнослужителю, как и Абивард. Служитель Господа произнес:
— Я посажу эти семена рядом, дабы они росли вместе, как и вы.
Затем он взял Рошнани за руки и вложил их в руки Абиварда. Это действие завершало и узаконивало брачный обряд. Двор огласился приветствиями. Они слышались и из окон женской половины — хотя и не из всех, Фрада осыпал новобрачных пшеничными зернами, символизирующими плодородие.
Теперь руки Рошнани лежали в его руках, и Абивард имел право приподнять ее чадру. Он исполнил долг перед собой, ее отцом и братом, взяв ее в жены. Теперь она переходила от них к нему.
