Илья Яковлев - Черный снег
– Господи, о чём мы говорим! – воскликнула Юля, – Указивка или прогиб – не всё ли равно! У этого балагана уже есть жертвы, понимаете!
– Чего уж тут не понять, – подал голос Игорь, – Революции без жертв – это как слон без хобота. Неестественно это.
– Истину глаголешь, отрок, – поповским басом сказал Рэм и, обращаясь к Юле, добавил, – И не балаган это, красавица. О сём уже не раз было говорено.
– Да, конечно… Но я всё-таки надеялась…
– Надеяться всегда надо на худшее, хоть это и звучит парадоксом. Тогда наступившее худшее уже не так сильно вгонит в тоску, – заметил Игорь.
– Э, батенька, да вы философ! Глянь, майор, молодёжь-то растёт прямо на глазах, – хмыкнул Рэм, – Разлейте водку, сэр Спиноза и да не отсохнет рука разливающего.
Игорь разлил ещё по одной и продолжил свои философствования:
– Истинно скажу вам: не все вы умрёте, но все вы изменитесь!
– Кажись, Екклезиаст, – заметил Борис, принимая свой стакан, – Ладно, закончили за упокой. Теперь – за здравие. За то, чтобы все мы, ныне в этом доме присутствующие, выжили в этом, окончательно выжившем из ума, мире!..
Компания засиделась за полночь. Мрачноватое настроение прогнать так и не удалось, несмотря на многочисленные попытки сделать это, предпринятые поочередно сначала Рэмом, а потом и Борисом с Игорем. Оно и понятно: во все времена девушки были, есть, и есть надежда, что останутся и впредь существами гораздо более чувствительными и сентиментальными, чем мы, толстокожие существа, по-научному называемые особями мужеска пола. Примерно около часу ночи изрядно захмелевшие Игорь и Рэм заспорили, кто из них более достоин чести провожать девушку Вику. Победил аргумент, выдвинутый Борисом и заключавшийся в том, что Рэмова Инга наверняка уже исходит на @#$но. Со столь неоспоримой аргументацией Рэм был вынужден согласиться, зная характер своей благоверной так сказать, "из первых рук", поэтому он откланялся первым. Причём кланялся так активно и так настойчиво стремился непременно расцеловать напоследок обоим дамам ручки, что обрушил в коридоре вешалку. Игорь с Викой уползли менее эксцентрично, хотя на лестничной клетке, невзирая на поздний час, Игорь попытался запеть. Может статься, это была просто замечательная песня, но Виктория воспротивилась исполнению её, столь энергично дёрнув Игоря за рукав, что бедолага-стажёр слегка потерял равновесие и едва не пересчитал все ступеньки.
Борис посмотрел Юле в глаза и спросил:
– Ну, а ты?..
– Мог бы и не спрашивать, – пожала она плечами, – Как скажешь, так и сделаем.
– Тогда давай спать. Приберёмся утром. Сейчас, крест на пузе, лениво приборку прибирать.
– Я ж говорю – как скажешь!
7.
…На кухне раздавалось шипение сковороды, над которой колдовала Юля, приготавливая нехитрый завтрак. Борис с удовольствием потянулся в кровати, как сытый и ленивый котяра, всех и забот у которого: пожрать, поспать и, извините, по#%ать. Он встал с кровати, оделся и вошёл в кухню, похлопывая себя по животу и восклицая:
– Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что ты – с приветом!
Юля, щедро посыпая солью яичницу с ветчиной, фыркнула:
– Благодарствую! Готовишь ему, прогибаешься… А он тебе сообщает, что ты – дура.
– Я такого не говорил, – запротестовал Борис, – Если ты с утра не в состоянии воспринимать шутки, так и скажи.
– Ежели бы я оскорбилась всерьёз, ты бы уже пару секунд назад получил бы по башке сковородой, – улыбнулась она, – И остался бы без завтрака. Лопай, чадо, на труды на праведные пора.
– Работа ист нихт вульф, – сказал Борис, старательно изображая из себя фельдфебеля Третьего Рейха, – в лес нихт убегайт! Матка, курки, яйко давайт-давайт!..
В Контору добрались без приключений. Общественный транспорт, как говорится, фунициклировал и пользоваться опытом юного А. Пешкова-Горького, то есть идти пешкодралом, не пришлось. Они вошли в здание Управы, предъявив, как обычно, на входе удостоверения и быстро поднялись к себе на этаж.
В кабинете уже сидел Рэм, мрачное выражение лица которого говорило о том, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Борис плюхнулся на свой стул, Юля приземлилась на диване. Оба они внимательно посмотрели на Рэма и Борис сказал:
– Пугай. Я уже ко всему готов.
И Рэм испугал. Он сказал такое, от чего Юля недоумённо вскинула брови, а Борис так и вовсе подпрыгнул на стуле:
– Старик, ты не поверишь, но я бросил пить.
Юля с Борисом переглянулись и Борис поинтересовался:
– Подробности?
А подробности были таковы. Оказывается, вчера, по возвращению сэра Рэма в лоно семьи, леди Инга не стала устраивать скандал. Она поступила (как ей казалось) просто и неоригинально, в духе мыльных опер. В момент, когда сэр Рэм вошёл в свою квартиру, его дражайшая половина восседала на чемоданах и, увидев поддатого супруга, предложила ему недостойный выбор: или она, или водка. А пьяный Рэм неожиданно для самого себя вдруг осознал всю никчёмность своего образа жизни и решил, что из двух зол выбирают третье. Поэтому он сообщил своей супружнице, что выбор он сделал, а когда она со вполне законным интересом поинтересовалась, какой именно, сообщил ей, что решил бросить как её, так и водку, занявшись вместо этого йогой. Насчёт йоги, он конечно загнул, но вот по поводу всего остального решил бесповоротно.
Борис пожал плечами и сказал:
– Ну, каждый человек сам кузнец своих несчастий. А как Инга отреагировала на столь странный результат выборов?
– Выпучила глаза, покрутила пальцем у виска и отбыла к матери, – вздохнул Рэм, – Сказала, что потом со мной поговорит, когда я протрезвею. Посоветовала сходить к твоему папе-психиатру за галоперидолом.
– Бог с ним, твои семейные дела – твоё богатство. По работе что нового?
Рэм хлопнул себя по лбу:
– Ёксель-моксель! Прибыл новый начальник. Ночью.
Прыток! И?.. – заинтересовался Борис.
– Он уже у себя в кабинете, забегал Грибогрызов, говорил, что он тебя к себе требует.
– Кто – "он"? Гриб?
– Не-а, новый шеф. Очченно жаждает с майором Златокольцевым приватно побеседовать.
– И именно со мной? Я – единственный и неповторимый? – буркнул Борис недовольно. Ничего особенно хорошего, естественно, от таких встреч ждать не приходилось.
– Ну, не ты первый. Начальников отделов он с квартир ещё в семь утра, говорят, повыдёргивал. И была им прееебольшая выволочка. За всё хорошее. Мышей там не ловят, и вообще. А из старших оперов – ты пока единственный, – сообщил Рэм.
Борис переглянулся с Юлей. Та в ответ сочувственно пожала плечами, но легче от этого сочувствия не стало. "А, бес с ним! – мысленно махнул рукой Борис, – Моё дело, как говорит Рэм, котячье. Всё равно, идти придётся!" Он посмотрел на Рэма и спросил:
