Тая Ханами - По обе стороны Земли
– Извини, - сказал начальник, устало потирая виски. - Этот чертов вампир Мыкола Ромуальдович меня совсем доконал.
– А что, вампиры разве бывают? - аж встрепенулась я. - Мне про них еще не рассказывали…
– Значит, еще время не подошло, - ворчливо отозвался собеседник, и глаза его вернулись к обычному, яркому, состоянию.
У меня отлегло от сердца.
– И, потом, разве вас можно доконать?
– Можно, как видишь, - невесело усмехнулся Борис Иванович. - Уж я его обрывал-обрывал, заворачивал-заворачивал, ничего не помогало! - в сердцах закончил он. - Так что у тебя стряслось-то? В сосновом бору побывала?
– А кто такой Мыкола Ромуальдович? - задала я встречный вопрос.
– А тебе-то что? - откровенно удивился Борис Иванович. - Никак, высокой политики захотелось?
– Да нет, - поморщилась я. И ткнула пальцем в небо: - Просто этот ваш не в меру долгий разговор может напрямую относиться к моей прогулке…
Иначе, почему такое знаменательное событие, как на нападение на стража, да прошло незамеченным?
А с Борисом Ивановичем произошла перемена. Его глаза мгновенно зажглись недобрым пламенем, он подобрался, как тигр перед прыжком. Мне стало не по себе, захотелось убраться куда подальше из избушки.
– Повтори, - потребовал он.
Я дисциплинированно повторила. А заодно рассказала, что произошло. По мере моего рассказа у начальства округлялись глаза.
"Все-таки, и его можно удивить", - подумалось мне вскользь.
Я закончила свою повесть на том, что друиды обступили храбрую Маню, а вокруг "дровосеков" выросла клеть. Возникла нехорошая тишина.
– Ну что же, - спустя пару минут нарушил, наконец, молчание Борис Иванович. - Хорошее было время, спокойное…
"Спокойное? Да что произошло-то? Ну, залезла в Заповедник пара недоучек, подумаешь, какое дело! Мы с ними расправились, правда Маня пострадала, и ее жалко…"
– А киса-то поправится? - жалобно спросила я.
– Куда она денется, живучая наша!
– Мне так не показалось, - укоризненно произнесла я. - Она там все смолой заляпала! И откуда в ней столько?
– А ты как думаешь? - хитро посмотрел на меня Борис Иванович, между делом доставая скатерку.
Пока он разговаривал с Гошей, я думала над поставленной задачкой. Как на грех, в голову ничего не приходило.
"Маг боевой, дубина тюнингованая", - попыталась я разозлиться на себя самое. - "Уж и подумать не в состоянии!"
Не помогло. Голова желала остаться в нерабочем состоянии.
Борис Иванович посмотрел на мои потуги, крякнул с досады, щелкнул пальцами. Передо мной возник поднос с горячим чаем и печеньем. Я закрыла глаза, вдохнула аромат неведомых мне, но, несомненно, целебных трав, сделала глоток…
Хлопнула входная дверь, в дверях возник старший друид:
– Скорее, Иваныч, Маньке совсем плохо, - хмуро произнес он. - Боюсь, ей не поможет вся сила ее родного бора.
…Понятно теперь, откуда столько смолы.
* * *А Мане и вправду было нехорошо. Она лежала возле Дерева, вся какая-то вялая и апатичная. Если сосновое бревно, снабженное кошачьей головой и многочисленными лапами-корешками, вообще может быть вялым.
Друиды, конечно же, смолу остановили сразу. Но ужас ситуации заключался в том, что амулет, при помощи которого плохие парни так успешно атаковали Маню, нес в себе заряд сильнейшей депрессии. Поэтому многоножка, еще совсем недавно столь доблестно сражавшаяся, сейчас пребывала в глубочайшей уверенности, что никогда более она не сможет защитить врата. А, следовательно, и жить ей больше незачем. Единственное, что смогли сделать друиды, так это не дать ей умереть немедленно.
– Ну и дела! Вот уж не знала, что у многоножек бывают депрессии, - с сомнением покачала я головой.
– Да никогда ее не бывает, - с отчаянием в голосе отозвался Начальник Заповедника. - Эмпатов призывали?
– Призывали, не действует. У нее ушла вера. Совсем. Во чтобы то ни было вообще, и в свои силы, в частности. Тут наигранное веселье не поможет… - понурился старший друид.
А в моей голове, слава богу, не отягощенной многими знаниями, зародилась мысль.
– Дедушка, - потянула я за рукав друида. - А что, если…
Я принялась сбивчиво объяснять. Борис Иванович оторвался от разглядывания Манькиных закрытых век, подошел поближе. Я, краснея от ответственности, говорила, что когда упомянули про депрессию и веру, подумала, что влюбленность - вот лучшее лекарство от всех болезней. Кроме безденежья. А еще, нет силы, мощнее толпы. А у меня как раз было в жизни такое переживание - первая любовь и замечательный концерт. Правда, все это было загнано подальше в закоулки памяти, так как любовь оказалась неудачной, и меня постигло разочарование в людях. И петь я совсем не умею. Но, может быть, если у кого-нибудь есть запись… Я все объясняла и объясняла, а лица окружающих все светлели и светлели.
– А что, это мысль, - сказал, наконец, Борис Иванович. - Можно попробовать. Я тебе сам помогу все вспомнить. А что за концерт?
– "Иваси", 1996 год, по случаю Дня Физика, - с сомнением посмотрела я на босса.
Знает ли? О "Матрице" и "агентах Смитах", вон, и слыхом не слыхивал.
Но начальник знал.
– Подойдет! - окончательно просветлел лицом он. - Если я не ошибаюсь, в советские времена некоторых больных лечили "Ивасями".
– Каких больных? - удивился старый друид.
– Депрессивных, - с каким-то даже удовольствием ответило начальство. - Звуком разуважишь?
Старший друид кивнул…
Вскоре с необъятного дерева зазвучали "Иваси". Зазвучали, и тут же смолкли в преддверии действа. Мы с начальником Заповедника подсели к Мане, положили ладони на "шкуру" удивительной многоножки. Только теперь я поняла, что вовсе не шерсть и не чешуя покрывала достойную нашу Маню. А практически невесомая рыжая сосновая кора. Вокруг кольцом выстроились друиды, навострили посохи.
– Готова? Начали!
Я провалилась в воспоминания.
Первый курс. Весна. Май. День Физика, толпы пока еще трезвых собратьев по факультету. Пивной забег вокруг памятника Михайло Васильевичу. Флаг физфака - восклицательный знак под корнем - над крышей химфака, и восторженные вопли собратьев по разуму по этому поводу. Холодрыга страшная, несмотря на май месяц. Ветер. На мне новая куртка - три месяца копила! И я сама, влюбленная, неуверенная, то ли пригласить Его на концерт, то ли нет - он как-то обмолвился, что бардов не уважает.
И второй билет в кармане, купленный на последние деньги. Я тогда его все же не пригласила. Не решилась. Но, если честно, это было неважно - любовь, она же в сердце живет, внутри, а не вовне!
Я почувствовала, как Борис Иванович сжал мою ладонь - не отвлекайся, мол, на глупые рассуждения.
