Елена Грушковская - Багровая заря
— Бедная, бедная малютка, — продолжала она уже по-русски, гладя меня по голове холодной рукой. — Сколько же вы выстрадали! Ну, ничего, теперь вашим страданиям настал конец.
Аделаида Венедиктовна, как вы догадываетесь, была третьим хищником, с которым я познакомилась, считая Эйне и Оскара.
— Значит, завернуть в мешок и закопать, — повторила я слова Аллы. — Я хочу отправить ей эти фотографии, пусть увидит, как меня похоронили.
— Это можно устроить, — улыбнулся Оскар.
2.5. Знакомство с городом и новая причёскаЯ бродила по улицам незнакомого города, мёртвая и свободная. Был пасмурный февральский день, задумчиво падал крупными хлопьями снег, и мороз был не очень крепкий: пахло весной. Шагая по сонной и пустой улице со старыми домами дореволюционной постройки, с голыми заснеженными деревьями, я дышала воздухом свободы, хотя и была мертва и похоронена. Мой карман был полон денег: Оскар выдал мне на мелкие расходы. (В отличие от Эйне, он деньгами пользовался, и у него их, по всей видимости, было много.) На мне была короткая курточка на меху, белая вязаная шапочка, джинсы и высокие сапоги — всё это тоже оплатил Оскар, так как доступа домой, где остались мои зимние вещи, у меня больше не было. Там остались все мои книги, мой стол и стул, моя кровать, мой компьютер и мои диски с музыкой и фильмами; всё это осталось в прошлой жизни, но я всё ещё об этом вспоминала. Алле досталось недурное наследство от двух покойников — вся наша квартира целиком.
Я зашла в маленькое кафе и взяла чебурек, чашку кофе и пирожное. Во флакончике, который дал мне Оскар, скрывалось поистине адское зелье. «Умирала» я в страшных муках, всё у меня внутри как будто разрывалось — если бы Алла это видела, ей это доставило бы мстительное удовольствие. И эти муки были пострашнее тех, которые я испытала, когда «переламывалась». Пришла в себя я уже на свободе, хотя, строго говоря, вполне свободной я ещё не была. У меня не было документов, для всех я была мертва. Я не могла никуда поехать, и вся моя свобода ограничивалась прогулкой по улицам города, который я совсем не знала и где меня никто не знал, да небольшой суммой наличных денег, которых, впрочем, хватало на мои скромные нужды — поесть и одеться.
Перекусив в кафе, я продолжила прогулку по заснеженным улицам. Проходя мимо парикмахерской, я замедлила шаг и потрогала свой длинный «хвост». Щекотное чувство жажды новизны заставило меня открыть дверь и войти. Парикмахерская была крошечная, переделанная из однокомнатной квартиры на первом этаже; работали два мастера, а в маленьком вестибюле на стульях ждали три человека — два пенсионера и девушка. Я спросила, кто последний, и стала четвёртой.
Сев в кресло, я распустила свою шевелюру и сказала:
— Пожалуйста, коротко.
Девушка-мастер улыбнулась:
— А не жалко? Такие долго отращивать.
— Мне так надо, — сказала я твёрдо.
— Что ж, желание клиента — закон.
Длинные русые пряди упали с моей головы, затылок подровняла машинка, а сверху осталась аккуратная шапочка. Открывшаяся шея казалась длинной и тонкой, я стала похожа на мальчишку. У меня было такое лицо — упрямое, мальчишечье, а короткие волосы довершили сходство. Выглядела я непривычно, но результат мне понравился. Я расплатилась, оделась, покрыла стриженую голову шапочкой и вышла на улицу. Интересно, что скажет Аделаида, когда увидит меня. Наверно, будет в шоке.
Гуляя по городу, я приобрела комплект белья, тушь и помаду (вся моя косметика тоже осталась дома); охваченная жаждой, купила бутылочку минералки и сразу выпила половину. Потом мне захотелось курить, и я, сунув деньги в окошечко ларька, получила взамен пачку сигарет и зажигалку. Пересчитав остаток денег, осталась довольна: их было ещё много. Они были не мои, и я тратила их легко, тем более что Оскар сказал, чтобы я себе ни в чём не отказывала. Я изрядно отхлебнула из чаши страданий, а потому считала, что я вправе себя немножко побаловать.
2.6. Предостережение и опасный танецНикем и ни в чём не обвиняемая, никому не знакомая, я бродила по городу, изучая его и ко всему присматриваясь. Как часто случается в незнакомом городе, я немного заблудилась, кое-как нашла обратную дорогу и вернулась домой только вечером, когда уже начало смеркаться.
— Долго вы гуляли, милочка, — сказала Аделаида, впуская меня. — Я уже начала немного беспокоиться. Заблудились?
— Да, чуть-чуть, — ответила я, стряхивая с плеч куртку и снимая шапочку. — Я впервые в этом городе, мне здесь всё незнакомо, но было очень интересно.
— О! — воскликнула Аделаида, увидев мою новую причёску. — Вы остриглись! Как неожиданно!
— Вам не нравится? — спросила я осторожно.
— О нет, нет, что вы, напротив! Вам очень идёт так! Совершенно как мальчик. Очаровательный сорванец! Прелестно, прелестно!
И Аделаида продолжила свои восторги на французском языке. Я спросила, можно ли здесь курить, и она ответила, что можно, и что она сама курильщица. Она выкурила трубочку со мной за компанию — маленькую, дамскую, с длинным изящным чубуком. Забавно и любопытно было наблюдать, как она попыхивала ею, выпуская из круглой чёрной дырки рта маленькие колечки дыма. Мне она подарила мундштук, сказав, что без него даме курить не комильфо, и что это дурной тон.
— И ещё я бы хотела вас предостеречь, милая, — сказала она, выпустив колечко и наблюдая за его полётом. — Я не против того, чтобы вы гуляли — гуляйте, если вас это развлекает, но постарайтесь возвращаться засветло. Когда темно, вам лучше оставаться дома — так безопаснее для вас. Оскаром мне поручено вас беречь, деточка, поэтому я даю вам такое предостережение.
— Хорошо, я постараюсь, — сказала я.
Если не принимать во внимание, что за существо была Аделаида, она показалась мне весьма занятной, хоть и не без чудинки. Она завела старинный патефон, и под дребезжащую, забавно звучащую мелодию принялась кружиться по комнате, а потом, остановившись передо мной с томно полузакрытыми глазами, церемонно-грациозным жестом протянула мне руку:
— Осмелюсь просить вас оказать мне честь, милочка…
Я поняла, что она приглашает меня на танец, и вложила руку в её холодную ладонь. Вальсировать с ней было странно до мурашек по коже, а временами и жутковато, и мне казалось, будто она играет со мной, как кошка с мышью. В глазах её вдруг зажглись хорошо знакомые мне красные огоньки, верхняя губа приподнялась, и я увидела, как удлиняются её клыки. Я рванулась от неё и отскочила за диван, а она, опомнившись, растерянно заморгала. Дьявольские огоньки в её глазах угасли, клыки спрятались, и она, сделав шаг мне навстречу, протянула ко мне руки.
