Юрий Погуляй - В пасти льда
- Заткнись, Лис! - оборвал его капитан. - Прояви хоть немного уважения к покинувшему нас...
- Ох простите, я был немного груб. Позвольте, я откланяюсь и отправлюсь в темный угол, чтобы до скончания веков предаваться плачу о безвременной кончине столь славного человека? - ядовито проговорил Лис. - Это ведь самое полезное дело, которое каждый из нас теперь может сделать?
Ненависть команды можно было резать на куски и раскладывать по тарелкам.
Мертвец зашевелился в своем углу, рассеянно перебирая законы и выискивая в них лазейку, по которой можно было наказать наглеца. Но, не найдя, забыл о происходящем.
- Не боишься в темном углу сам безвременно "окончиться", Лисичка? - подал голос Буран.
Капитан занервничал. Мертвец поднял голову и нашел пустым взглядом бунтаря.
- Все, Лис, свободен. Буран, на этот раз прощаю.
Лекарь широко улыбнулся Неприкасаемому, но ничего не ответил и вышел из столовой. Стоящий в проходе Крюкомет даже не попытался уступить ему дорогу, отчего доктору пришлось повернуться боком и протиснуться мимо мрачного боцмана.
Раньше я думал, что на корабле не любят Зиана. Думал, что недолюбливают самого Крюкомета, за его очень тяжелый характер. Считал, что Волк и Сиплый стоят на пьедестале отвратительнейших созданий. Но сейчас на первое место взгромоздился широколицый Лис. И ведь в нем не было злобы, только раздражение и убежденность в собственной правоте. Исключительная убежденность. Отвратительная убежденность!
- Проводим же в последний путь нашего старого Кунни, - громыхнул капитан, на лице которого царила истинная скорбь. - Он был хорошим человеком и отличным, клянусь печенкой, стюардом. Лучшим стюардом, уж простите меня!
Я заметил, как седоусый Ворчун пробрался сквозь толпу к Половому и что-то спросил. Старшие матросы оба, словно сговорившись, посмотрели в мою сторону. В висках застучали молоты, и я мигом забыл про возмутительное поведение доктора.
- Давайте соберемся на нижней палубе и попрощаемся с ним, - закончил, наконец, Гром.
Молчаливые моряки по одному покидали столовую, отправляясь по освещенным коридорам на нижнюю палубу. Ледоход давно уже остановился, и я слышал, как гудят приводы, опускающие гигантский грузовой трап на корме.
Кунни положили в выдолбленную под прикрытием древнего тороса яму, затем аккуратно заложили его тело кусками серого льда. Я все ждал, что Балиар начнет обряд прощания со старым стюардом, но тот лишь кутался в шкуру, наброшенную поверх парки, и задумчиво смотрел куда-то вдаль.
- Почему шаманы без масок? - тихо спросил я у Фарри. Тот пожал плечами, зато мне ответил Шон, стоящий, оказывается, прямо за моей спиной.
- У странников Пустыни другие порядки. Мы все мечены Темным Богом, нам нет нужды просить о чем-нибудь у него. Он и так нас ждет.
Говорил он спокойно, даже чуточку задумчиво. А душа его ныла от страха и отчаянья. Я даже обернулся на него. Лицо моряка закрывал шарф, оставив лишь щелочки для глаз.
- Он был стар, Шон, - сказал я.
- Я понимаю! - с натянутым весельем ответил тот. Бросив странный взгляд на капитана, Шон нервно передернулся.
- Жалко прощаться с тобой, Кунни, - громко пробасил Гром. Его глубокий голос мигом оттеснил гул снежной пустыни, даже далекий стон льдов притих, будто вслушиваясь в слова пирата. - Жалко, но все мы рано или поздно уйдем на дно.
Команда окружила ледяную могилу. Кто-то притопывал от холода, кто-то шмыгал носом, но при этом все действительно провожали товарища, а не отбывали повинность присутствия. Меня немножко подташнивало от липкого страха Шона, однако я все равно чувствовал некую торжественность момента. На севере, серди льдов, смерть всегда таится где-то неподалеку. И ты об этом знаешь, всегда знаешь! Можно сказать, ты к ней привык, но все равно каждая встреча с ней - это прикосновение к неведомому. К непостижимому.
Я прерывисто вздохнул, чтобы прогнать черные мысли и уставился на капитана. Гром держал в левой руке факел из тряпок пропитанных энгой.
- Пора, - наконец, произнес он.
Скотти и Грэг по знаку капитана полили могилу топливом Пустынь, бережно расплескивая его из железных канистр, и вернулись в круг.
- Пусть Темный Бог будет добр к тебе, Кунни, - Гром щелкнул огнивом. Пламя вспыхнуло с первой искры, чадя черным дымом. Капитан несколько мгновений стоял молча, а затем поджег могилу. Лед зашипел, тая. Голубой огонь скользнул по выломанным кускам, плавя снежную броню и разгораясь все больше. Люди отошли чуть назад, пустив вперед Громилу с ведром пожарной смеси. Тот, и без того здоровый, в бурой шубе казался еще больше. Неуклюже бродя вокруг могилы, он пристально следил за огнем, не давая ему перекинуться за пределы могилы.
Глядя на то, как пламя то оживает, то тухнет, я вспоминал легенду о порабощенных шаманах Журга Безумного, желающих спалить всю Пустыню и таким образом растопить вечный лед. Много дней и ночей они заполняли вырытые кратеры энгой, сменяя друг друга, едва кончались силы, чтобы через несколько часов тревожного сна вновь приступить к чарам. Большинство околдованных шаманов погибло, надорвавшись, но некоторым удалось сбросить с себя магию Безумного и сбежать из проклятого места. В конце концов у карьеров остался только один кудесник, сам Жург. Тот, кто собрал шаманов вместе, тот, кто пронес мечту о новом мире через всю свою жизнь. Он-то и свершил дело всей их жизни - щелкнул огнивом, поджигая море энги.
В сказке говорилось, что пламя поднялось до небес, прогнав оттуда Светлого Бога. А сама Пустыня в тех краях горела два дня, но с каждым часом пламя ее становилось все слабее и слабее, пока наконец вся энга не выгорела окончательно. Вода, дающая силу пламени, поглотила многодневные запасы шаманов и победила их магию. Ничто не способно победить стужу Темного Бога.
Но у печки, в зале палубников, рассказывали разные истории. Говорят немного пролитой энги способно погубить любой корабль. Поэтому в каждом углу ледохода стоят бочонки с пожарной смесью, заботливо заготовленной шаманами.
Весь мир держится только на ледовых колдунах... По-моему, это неправильно.
Интересно, а что стало с Жургом? В конце легенды говорилось, что он ушел во льды, чтобы найти других шаманов и повторить попытку. Но что случилось на самом деле?
Вдалеке загрохотал лед. Оглушительный треск прокатился от горизонта до горизонта, оторвав меня от размышлений. Я моргнул, чувствуя, как смерзлись ресницы, шмыгнул носом и постарался думать о Кунни, которого встречал лично только во время уборочных вахт. Возясь с тряпками и ведрами на первой палубы, вылизывая там коридоры и каюты - мне доводилось чувствовать на себе взгляд рябого стюарда. Старик никогда со мною не разговаривал, но смотрел всегда очень странно. С какой-то неприязнью и, по-моему, завистью. Не знаю почему, думаю, жизнь стюарда меняет человека. Ты вроде бы и возвышен, но...